И тут же почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, а сам он летит в бездну.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Темнота. Тесная, гулкая, страшная.

Гард поднялся, опираясь о стену. Стена была земляной, но твердой.

Сделал шаг, потом еще один, еще...

Все надеялся, что глаза привыкнут к темноте и он хоть что-нибудь разглядит.

Но — нет. Темнота была абсолютной. На Земле такой уже не осталось.

— Разве мы выжили только для того, чтобы римляне правили нами? — услышал Гард голос человека в лохмотьях. — Отчего же они хозяйничают здесь? Ты — Посланник Божий, объясни, почему Яхве терпит все это?

Отвечать комиссар не мог. Впрочем, даже если бы и мог, не знал, что ответить.

— Я — Азгад. Я привел тебя в убежище, которое мы вырыли, чтобы скрываться от римлян. Римлян никто не любит, от них все прячутся. Даже Посланник Божий вынужден скрываться под землей, — голос замолчал, а когда он возник вновь, Гарду показалось, что человек говорит сквозь слезы: — Прости мне мою слабость, Посланник Божий. Прости... Я не могу устроить тебе подобающий прием. Но придет еще время! Придет! Люди узнают Истину! У меня — Весть!

Происходящее казалось комиссару бредом. Всего этого не могло быть на самом деле. Он — житель конца XXI века! — томится в подвале, а какой-то похожий на сумасшедшего тип разговаривает с ним как с Божьим Посланником.

И наплевать бы на все на это, но машина времени, которая давно должна была бы прилететь и унести Гарда домой, не прилетает.

Может, связь нарушилась? Или видеокамера сломалась?

Конечно. И связь нарушилась, и все поломалось, и он, комиссар Гард, стал зримым. Не слишком ли много странных совпадений?

А может быть, машина времени просто не способна отыскать его в этом подземном убежище?

И еще эта темнота... Конечно, полицейский комиссар Гард темноты не боялся, и все же: человек — такое существо, которому нужен свет. Без света ему неуютно.

И — вспыхнул свет.

Сначала один огонек, другой, третий. Потом они разгорелись.

По стенам были развешены масляные светильники.

Наконец-то комиссар мог разглядеть, куда он попал.

Убежище строили на славу, добротно строили. Перед Гардом тянулся весьма длинный коридор. В конце он расширялся и превращался в комнату. Посреди комнаты стоял деревянный стол и четыре деревянных скамьи.

Человек в лохмотьях рухнул на колени и протянул руки к Гарду.

— Ты пришел убедиться, что Весть будет отдана тому, кому надо? Ты пришел за этим? Не волнуйся, я сохранил Весть, — человек поднялся с колен и гордо посмотрел на комиссара. — Азгад знает, что такое Весть. Азгад сохранил ее.

Из кучи тряпья, которое заменяло ему одежду, Азгад вынул какую-то палочку, похожую на рыбу, и с гордым видом показал Гарду.

Комиссару не оставалось ничего другого, как удовлетворенно кивнуть шлемом.

— Я не отдал ее римлянам! Ты представляешь, они откуда-то знают про Весть. Они хотели поймать меня и пытать, чтобы я рассказал им, кому эта Весть принадлежит. Но у них ничего не вышло! Потому что за мной — Бог, а за ними — только сила, и значит, я всегда буду победителем, правда? — деревянная палочка снова исчезла в его одежде. — Я знаю, что показать ее можно только Иисусу. Ты пришел, чтобы присутствовать при этом, да?

Гард снова кивнул. А затем, расправив спину, как умел, торжественно прошел по коридору и уселся на скамью.

Ноги гудели. И голова гудела. Все гудело.

Самое отвратительное, что жизнь вокруг гудела противным, отвратительным гулом.

—  Ты не должен разговаривать с простыми смертными? — спросил Азгад. — Понимаю. Слово Божие не должно расходоваться попусту.

Гард утвердительно кивнул.