Изменить размер шрифта - +
Мне хочется жить здесь, тихо и скромно, прогуливаться вдоль берега, держа его за руку, танцевать при свете луны, смотреть, как он рисует. Я хочу играть на фортепиано и петь, прочитать все книги в библиотеке Гайтано, родить Хэмишу детей, которые бы так же, как и мы, находили смысл в простых вещах. Я хочу сделать его счастливым.

— Тогда почему ты плачешь?

Селестрия смахнула слезу.

— Потому что я не знаю, что делать, — остаться здесь или ехать домой? Он мне еще не сделал предложение.

— Дай ему время, вы ведь только встретились.

— А что, если он все еще любит свою умершую жену?

— Мертвая жена уже никак не сможет повлиять на развитие ваших отношений.

— Гайтано говорит, что Хэмиш поглощен чувством вины, потому что в момент ее смерти находился рядом с ней. Он никак не может простить себя и постоянно занимается самобичеванием.

— Время залечит все раны, милочка.

— Но прошло уже целых три года! Сколько же еще нужно времени?

— Он только-только встретил тебя.

— Но я рядом, живая, любящая женщина! Наталия не может любить его там, где она сейчас находится.

— И что ты собираешься делать?

— Я не знаю. Какой смысл оставаться здесь и мучаться дальше? Что мне делать: остаться или уехать?

— Оставайся, Селестрия, и борись за то, что ты хочешь получить, — бодро ответила женщина.

— Возможно, мое место совсем не здесь. Мне следует вернуться в Лондон, выйти замуж за Эйдана и позабыть о том, что я когда-то встретила этого человека.

— Ну, тогда твоя жизнь будет неполной.

— Как раз наоборот, если я останусь здесь с Хэмишем, моя жизнь будет неполной. Наталия всегда будет стоять между нами.

Однако вопрос об отъезде из Конвенто решился сам собой — из Лондона пришла телеграмма, присланная Памелой как раз в тот момент, когда Селестрия отправила свою. Девушка прочитала ее, перечитала еще раз, попыталась сделать это снова, но не смогла — глаза затуманились слезами. Телеграмма сообщала: «ТВОЙ ДЕДУШКА УМЕР СЕГОДНЯ УТРОМ ТОЧКА ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ ТОЧКА».

Селестрия медленно опустилась на подушки, лежащие под монастырскими стенами, притянув к коленям Примо и Майялино для поддержки. Хэмиш сел рядом, взяв телеграмму из ее дрожащих рук.

— О Боже, — прошептал он, поцеловав ее в макушку. — Ты любила его как отца, не так ли? — Она кивнула, но не смогла произнести ни слова в ответ. Они еще долго сидели вдвоем в тени двора. Притихшие Примо и Майялино, казалось, чувствовали обрушившееся горе. Наконец Селестрия взяла себя в руки и сложила телеграмму.

— Я должна ехать домой, — произнесла она, вытирая слезы тыльной стороной руки.

— Я понимаю.

— Что же нам делать?

— Я буду здесь, когда ты вернешься.

— А ты этого хочешь? — Она посмотрела на него, нахмурившись, страстно желая уверенности в его чувствах, чтобы его любовь принадлежала лишь ей одной.

— Да. — Он взял ее лицо в свои руки и поцеловал ее в губы, прежде чем ответить. — Я очень хочу, чтобы ты вернулась.

Миссис Уэйнбридж переживала за Селестрию.

— Бедное дитя потеряло не только своего отца, но и дедушку, которого любило больше всех на свете, даже сильнее, чем мать. Впрочем, вы бы не удивились этому, если бы узнали ее маму, — рассказывала она Фредерике и Дафни.

— А что же теперь будет с Хэмишем? — спросила Дафни, вспоминая утреннюю беседу с девушкой.

— Надеюсь, она все-таки вернется, — произнесла Фредди.

Быстрый переход