– Не знаю, что скажет жюри. Конечно, она эмоционально неуравновешенна – вы сами видите. Хильда нигде не была полностью нормальной с тех пор, как я с ней познакомился. Очевидно, это одна из причин, по которой я на ней женился. Жизнь в доме Майера буквально сводила ее с ума. Некоторым людям необходимо быть нужными. Я один из них.

Теперь я понимаю, что в этом качестве больше слабости, чем силы, и оно не слишком хорошая основа для брака. Но почти десять лет это срабатывало, и если бы у нас были дети, то могло срабатывать и дальше. Но я не смог сдержаться... – Его взгляд был устремлен на меня, но он, казалось, меня не видел. – Трудно долгие годы заставлять себя хотеть того, что тебе не нужно, и держаться подальше от того, чего больше всего желаешь.

Я хотел сына, – продолжал он, – но Хильда не могла мне его дать. Наша совместная жизнь стала пустой. Мы пытались заполнить ее новым домом, мебелью... – Он окинул взглядом залитую солнцем комнату. – Но это не приносило радости. Я больше не любил Хильду, и не думаю, что она когда-нибудь любила меня. В ее сердце было слишком много страха, чтобы уметь любить.

– Чего же она боялась?

– Думаю, это началось с отца, а потом распространилось на все остальное, включая меня. – Он глубоко вздохнул. – Иногда у нее был взгляд, как у дикого животного, которое я был должен кормить и приручать. Пока я мог дарить ей свою любовь, она была в безопасности. Почти десять лет мне удавалось поддерживать ее в почти нормальном состоянии. Но потом я сорвался. Это моя вина – я переоценил свои силы.

Черч ударил по бедру ребром ладони, словно разрубая на куски свою жизнь.

– Думаю, меня потянуло к Энн с первого же раза, когда я ее увидел. Я не отдавал себе в этом отчета, когда она жила с нами, да и долгое время после того. Она была совсем молоденькой, и я не собирался повторять то, что сделал ее отец. Энн была мне как дочь, – правда, когда она подросла, то стала блудной дочерью. Во мне было слишком много от пуританина, чтобы я мог одобрять ее поведение. Но она обладала тем, чего мне недоставало – весельем, умением любить смеясь, а не плача. Энн была похожа на Хильду и в то же время совсем другая. Как две стороны одной монеты.

Прошлой весной, когда зазеленели холмы, я стал мечтать о ней. Еще бы – брачный сезон. – Черч иронизировал над собой, как старик, вспоминающий бурную юность, но в его голосе слышалось воодушевление. – Я придумывал способы встретить ее на улице или убедить Хильду пригласить ее к нам. Но когда Энн приходила, я боялся к ней приближаться. Она была так хороша...

Конечно, я мог остановить себя. Но меня подстрекала... любовь, плоть, снисходительность к собственным слабостям – можете называть это как хотите. Я думал, что заслуживаю большего, чем имею. Вот я и получил большее. И не я один.

В июне мы втроем поехали к океану на уик-энд. Я не хотел брать ее. Я боролся с собою и знал, что проиграю, но Хильда настаивала. Думаю, ей хотелось увезти Энн подальше от Керригана. В первую же ночь после нашего приезда туда у Хильды разыгралась мигрень. Мы с Энн оставили ее в мотеле и пошли прогуляться на пляж. Долгие годы – с тех пор, как она выросла, – мы не были с ней наедине. Вот тогда все и случилось...

Услышав звуки в патио, я поднялся и подошел к двери. Хильда, стоя на коленях, выдергивала сорняки, растущие у края клумбы.

– Это было мое преступление, – послышался за моей спиной голос Черча. – Я разлюбил Хильду и отдал свою любовь ее сестре. Энн тоже влюбилась в меня. Мы использовали любую возможность, чтобы побыть вместе. Я уезжал на ночь с Энн, а Хильда ждала моего возвращения и смотрела на меня глазами раненого животного. Она никогда не говорила ни слова об Энн и не задавала мне вопросов – только снова ушла в себя, как до нашего брака.