|
Короче, рассказывай. – Дядя Костя, – Ника смотрела тревожно. – Я не могу. Мне нельзя. Нельзя. Понимаете? – Я понимаю только одно, – Котя поболтал остатками виски в бутылке. Он как то внезапно устал. Больше всего ему хотелось закончить этот нелепый разговор, чтобы потом откинуться на спинку кресла и заснуть. А потом проснуться, а за окном уже страна мечты, и никаких необычных людей под боком и никаких диковинных фантазий под ухом. – Я понимаю, что ты по прежнему водишь меня за нос. И вот что я тебе, девочка из будущего, скажу. Иди ка ты отсюда. Пересядь на другое место. На какое хочешь, но только подальше. Так, чтобы я тебя не видел. Чижиков придвинулся к Нике вплотную и сказал: – Если мне придется выбирать между тобой и ним, – Котя кивнул в сторону дремлющего Борна, – то выбор будет не в твою, моя милая, пользу. По той простой причине, что он не темнил и пытался быть со мною откровенным. А ты не сделала ни малейшей попытки объяснить, откуда его знаешь, все играла в конспирацию: «Посмотрите левее, в предпоследнем ряду…» Так вот, заруби себе на носу: твои игры – это только твои игры, а лично я лечу в Пекин к своему другу. И меня не касается, куда и зачем летишь ты, а равно, с кем и от кого ты будешь спасать мир, вселенную и прочие места. Я в этом не участвую. По слогам повторить для ясности? А теперь забирай свою сумку и – пошла отсюда. – Дядя Костя… – Ника хмурила брови, пытаясь найти убедительные слова. – Дядя Костя… – Я тебе не дядя. Иди, сказал. А то стюардессу позову. Ну! И Котя демонстративно потянулся к кнопке вызова. Ника неловко шмыгнула носом, глянула на часики, поднялась с кресла и, неожиданно растерянная, ушла вперед по проходу, в противоположную от Борна сторону. …Все это Шпунтик пропустил. Он не видел, как изгнанная хозяином Ника неохотно пересела подальше. Он не заметил, как стюардессы разносили горячий обед, а потом собирали грязную посуду. Он не знал, что за окнами лайнера утро уже пришло на смену ночи, а некий Алексей Борн только что посетил туалет, после чего неспешно вернулся к своему креслу, куда и уселся расслабленно, вновь отгородившись от мира очками и наушниками. Шпунтик впал в оцепенение, которое некоторые назвали бы кошачьей медитацией, но кот понятия не имел о таких сложных материях. Он сидел, подобравшись и слегка качаясь, смотрел перед собой в одну точку полузакрытыми глазами и урчал едва слышно. Урчанием Шпунтик умудрился попасть в странный резонанс с окружающим его гудением, и через это отрешился от всякой суеты, периодически возникающей за пределами его узилища, а заодно и от всего мирского в целом. С хозяином и его подлым равнодушием кот решил разобраться потом – ведь рано или поздно гуде ж должен прекратиться, а мысли о том, что его бросили здесь навсегда, Шпунтик не допускал. И поэтому враз встрепенулся, когда мощный рывок сотряс клетку, и знакомый голос воскликнул: – Быстрее, кот, быстрее! Вот оно, освобождение! И вот он – хозяин! Однако если надо быстрее, то не кричать следует, но открыть вот эту задвижку, а уж там каждому станет ясно, что такое быстрее на самом деле. Только отчего на хозяине лица нет, пол под его ногами ходит ходуном, кругом пронзительно орут люди, и откуда то сверху падают сумки, рюкзаки и чемоданы?! Происходящее настораживало, а открывать клетку никто не спешил. Чижиков о таких мелочах не думал. Потому что их самолет падал. Произошло это как то вполне обыденно. Уже в воздушном пространстве Китайской Народной Республики, но еще часа за полтора до посадки в Пекине. Котя, устав ломать голову над происходящими странностями, как раз утешил себя доброй порцией виски и решил было вздремнуть, чему выпитое способствовало как нельзя лучше. Он поднял подлокотники, устроился поудобнее на трех доставшихся ему креслах, смежил веки – и тут то самолет и тряхнуло. |
