|
Но не слышать ее кот, к сожалению, не мог. – Прощайте, мои дорогие братья! – отсалютовал удаляющемуся холму посохом Лян Большой. – Ваши имена будут жить в наших сердцах, весть о вашей храбрости пронесется по всей Поднебесной! Мы заколем в вашу честь жирного кабана, мы поднимем чаши с погребальным вином! Мы отомстим за вас, герои! Чижиков сидел, привалившись к борту лодки и равномерно поглаживая сжавшегося в ком Шпунтика по загривку. Рядом приткнулась Ника. Котя думал, что далеко не все, кого предводитель разбойников столь пафосно провозгласил героями, являлись таковыми на самом деле: видел он среди удальцов и тех, кто, лишь только стало ясно, какой серьезный противник на них напал, бросился удирать со всех ног – только их и видели. Котя и сам чуть не бросился бежать, когда воочию увидел распростертые на земле безжизненные тела. Гвардейцы не задумывались: они пришли убивать – и они убивали. Это были воины, профессиональные бойцы, смысл их существования заключался в том, чтобы убить или быть убитым. В разбойники же шли простые крестьяне, в лучшем случае беглые солдаты. Лян Большой и Кун Разящая Секира были знакомы с военным делом не понаслышке. Остальные же… Сложно винить тех, кто не захотел геройской смерти и предпочел спасаться бегством. И, возможно, прав Лян Большой: те, кто так или иначе, в порыве храбрости или же совершенно бестолково, сложили головы в бою, – они герои. На носу лодки стоял Сумкин, который чрезвычайно ловко управлялся с шестом, просто загляденье какое то, так что Котя сделал в уме пометку: спросить при случае, где это он так наловчился то? Чижиков не видел выражения его лица, но спина приятеля тоже была весьма красноречива. Коте было ясно без лишних слов, что Федор смертельно хочет курить и с великим трудом удерживается от того, чтобы при всех достать пачку сигарет. А, может, опять у него заболел зуб. Рядом плыла лодка, в которой сидели Большой Лян, Кун Разящая Секира и Лю Бан – бывший уездный смотритель, ныне же разбойник и беглец. А главное – будущий основатель династии Хань, которого Котя сегодня спас от смерти. Черные, кое где уже тронутые преждевременной сединой волосы Лю Бана вольно разметались по плечам. Грязная, измазанная кровью рука смотрителя сжимала рукоятку убранного в ножны меча. Он сидел, застыв в одной позе, смотрел невидящим взором на воду, и лишь губы шевелились беззвучно. Чижиков вдруг подумал о Суне Девятом, немногословном и преданном мальчике слуге, чье бездыханное тело осталось лежать на безымянном холме – кто был этот мальчишка? Кем мог стать? Чего добиться? Где то в горячке скоротечного боя пропал и старший брат Лю Бана Лю Кан – жив он был или мертв, никому было не ведомо. Правда, надежда теплилась: Сунь Девятый умер у них на глазах, а смерти Лю Кана никто не видел. Может, сбежал, как Дун Сокрушительный, чью спину Котя определенно приметил среди тех, кто заранее бросился к реке. Равномерные скрежещущие звуки неслись над водой – это Кун Разящая Секира сосредоточенно правил свое знаменитое оружие о небольшой камень. Кун не сверлил взглядом воду, не читал молитв, не прощался громогласно с погибшими, но, единственный из всех, предавался практическому занятию: готовил оружие к бою. Хотел быть уверен в секи ре, в том, что она не подведет. Ибо из того переплета, в который они угодили, нужно было еще выбраться. Лян Большой правил лодкой твердой рукою, точно войско вел в бой, глядел сосредоточенно. Каждый был при деле. – Ой! – внезапно вскрикнула Ника. Вдалеке на воде чернели три лодки. Они споро летели вслед беглецам. – Гао… – прошептал очнувшийся от дум Лю Бан. Смотритель сунул руку за пазуху, покопался там, потом закрыл глаза, замер. Вновь открыл глаза. – Это советник Гао! – сказал он в полный голос. Чижиков заглянул в разноцветные глаза Лю Бана. Лю Бан не отвел взора, лишь отер пот со лба. |
