|
Честное слово. Я именно в данную секунду понял, что означает это выражение. Реально возникло ощущение, словно в макушку вошел разряд электрического тока, пронесся по позвонкам и ушел через пятки в землю. Аж мурашки побежали. Сонька не только видела меня на рынке с Гольдманом, она при нашей первой встрече заметила упавшее на землю удостоверение. Не просто заметила, кстати, но и поняла, что это за документ. Поэтому сбежала, утащив с собой пацана. А значит, девчонка вполне представляет, кем я являюсь. Как минимум, она знает, что Волков — действующий офицер советской армии, который прибыл в город с какими-то целями. И очень вряд ли его цели могут быть общими с бандой Бати. Очень вряд ли.
Да, Сирота говорил, что среди преступников много дезертиров. Однако, уверен, эти дезертиры не вчера сбежали с поля боя. Год уже прошёл. Ни у кого из них нет удостоверения личности. — Гражданин-хороший… — усмехнулась девчонка. Моего приступа осознания хреновости ситуации он будто не заметила. Правда, я очень старался не вылуплять глаза и не материться. Ибо конспирация — наше все. — Я этим летом двадцать годов справила. Если, конечно, документы не брешуть. Те, которые в детском доме мене выдали. Так шо, вы с ребеночком-то обшиблися. Я три года в подполье фрицам жизнь портила. Не один вагон с рельс под откос пустила. Не одну листовку у этих гадов под носом повесила. Да и вообще… В ихнем штабе почти год вертелась под ногами. И ничего. Нихто меня за дитя неразумное не считал… Ну, вы дали, конечно, гражданин-хороший… Сонька насмешливо фыркнула, повела небрежно плечом и снова рванула вперёд. Я тоже рванул, но уже чисто на автомате. Мягко говоря, мое и без того неспокойное состояние приобрело новые тона неспокойства. Теперь я еще был изрядно удивлен. Ошарашен. Поражён. Короче, охренел я просто от ее слов. — Тебе двадцать?! Серьезно?! Ничего себе… Двадцать лет… Черт… а с виду и не дашь… — Бывает… — туманно ответила скрипачка, а затем нырнула в очередную дыру очередного забора. Такое чувство, будто мы бродим по лабиринту, который состоит из одних пустырей. Правда, строений больше ни на одном из них не наблюдалось. Видимо, потому народ сразу и понимал, о каком месте идет речь. Старый пустырь в комплекте со старым домом имеются в единственном числе. Я уже на опыте, прямо сходу, нырнул следом за Сонькой. Ожидал, что снова вывалюсь в заросли сорняков. Но нет… Вот тогда-то мы и оказались во дворе старых производственных гаражей, где нас уже ждали. Троица, которая играла в карты, мое появление встретила… никак. Они даже не оторвались от процесса. Зато четвертый парень, кудрявый, в неизменной для местного населения кепке, с яркими конопушками на лице, вскочил с места, а он на момент нашего с Сонькой прихода, сидел на бревнышке, задрав голову к небу, и быстрым шагом подошел ближе. Даже не шагом. Нет. Этот конопатый, курносый гражданин двигался несколько странно. Будто не шел, а как-то подпрыгивал. — Ты чо ли за шофёра будешь? — спросил он сходу. Нагловато спросил, надо заметить. С вызовом. Во времена моей бурной молодости обычно вот таким тоном на темной улице просили закурить. Руки, кстати, не протянул. Даже наоборот, спрятал обе конечности в карманы штанов. Будто опасался, что я кинусь к нему с приветствиями. Не знаю, может, тут у бандитов не принято здороваться. Может, их плохо воспитывали. А может, меня просто пока в хер не ставят. Что, скорее всего, ближе к истине. А этот наглый тон — своеобразная проверка на вшивость. — Ну, я за шофёра… И че? Вообще, между прочим, в моем организме, который теперь постоянно испытывает напряг, ещё не прошел нервяк от Соньки с ее годами. И от того, что я вспомнил про нашу первую встречу. |
