— Доброе, — чуть улыбнувшись, отозвалась она. — Вам помочь?

Я подошел к ней исключительно по делу, никакие случайные знакомства меня не интересовали в принципе. Давно не интересовали — я был женат.

— Лейтенант Савельев, КГБ СССР, — я показал ей свое удостоверение и та сразу как-то заволновалась. Это вполне нормальная реакция любого гражданина, который сталкивается с сотрудником комитета государственной безопасности. Знали и уважали, но чаще просто опасались, боясь вляпаться в неприятности.

— Вы можете мне помочь в одном вопросе?

— Если это в моих силах, то конечно, — неуверенно ответила девушка.

— Простите, как вас зовут?

— Марина.

— Марина, в целях содействия органам государственной безопасности, мне очень требуется помощь художника. Дело государственной важности. Скажите, вы можете со слов нарисовать приблизительный портрет? Достаточно просто эскиза карандашом. Без масла там, без красок.

— Ну, со слов это будет непросто. Художнику нужно видеть то, что он рисует. Я раньше работала с портретами, но уже больше года этим не занимаюсь. Но я готова попробовать, правда, с первого раза нужный результат вряд ли получится.

— Отлично. Когда можете начать?

— Да хоть сейчас. У меня до самого обеда никаких дел нет. Какой будет размер портрета?

— «А4», даже меньше, — не подумав, с ходу выпалил я.

— Простите? — не поняла Марина, посмотрев на меня с растерянностью. Само собой, как художник, такого понятия она еще не знала. Другое дело чертежники — те еще с середины шестидесятых знали.

— Самый обычный, разворот тетради! — поправился я и для убедительности, еще в воздухе изобразил приблизительный размер.

— А, ясно. Кого рисуем? — спросила она. — Наверное, женщину?

— Нет, не угадали. Мужчину. Возраст примерно сорок, сорок пять лет. Коротко стриженный. Жесткое лицо, прямой нос. Близкорасположенные глаза. И еще небольшие усы. Выступающий лоб, скулы узкие.

— А это кто?

— Подозреваемый. В похищении девушек.

Я намеренно говорил так, чтобы расположить к себе художницу. Впрочем, это было лишнее — удостоверение уже сделало большую часть работы. Каждый гражданин Союза понимал, что отказывать сотруднику КГБ категорически нельзя. Конечно, находились и такие, но их были единицы.

— Урод, какой-то! — несмело выдала свое экспертное заключение Марина, взявшись за карандаш.

— Не то слово, — хмыкнул я.

И художница начала работу. Вообще, процесс я себе представлял несколько иначе, но ее подход меня удивился, поэтому возражать я не стал. Зря она прибеднялась — получалось у нее очень даже хорошо. Правда, не то, что нужно. Поэтому первый экземпляр художественного фоторобота она даже не доделала — скомканный лист полетел в стоящую неподалеку мусорную урну. Со вторым экземпляром оказалось чуть лучше — изображенный там мужчина уже отдаленно смахивал на того, кто сидел со мной в белой «Волге». И все же, не то.

По прошествии полутора часов, после многочисленных правок и указаний, третий экземпляр получился именно таким, каким нужно. Здесь художница, под моим чутким руководством отразила все детали. Если оценить ее работу в процентном соотношении к моим представлениям, то это было где-то в районе восьмидесяти пяти — девяноста процентов соответствия.

Конечно, тот человек предупреждал меня, что изменил свою внешность, но я в это особо не верил. Безусловно, усы или нос можно было и нацепить, но общие признаки в любом случае останутся неизменными.