Когда он выключил свет, было ощущение, будто он выключил тумблер у себя в голове. Он осторожно прикрыл за собой дверь и провел пальцами по истертой ручке.
Его сын и дочь спускались по лестнице. Они заговорщически перешептывались. Он встряхнул головой, сбросив легкое оцепенение.
Жена дожидалась его. Они взялись за руки и вместе спустились вниз.
– Я не боюсь, дорогой, – сказала она. – Все будет хорошо.
– Верно, – отозвался он. – Именно так и будет.
Они все сели завтракать. Жена налила им сока. Потом она вышла, чтобы принести еды.
– Помоги маме, куколка, – сказала она дочери.
Та встала.
– Уже скоро, пап? – спросил его сын. – Совсем скоро?
– Не суетись, – предостерег он. – Помни, что я тебе говорил. Если скажешь об этом кому-нибудь хоть слово, мне придется оставить тебя дома.
Тарелка грохнулась на пол. Он быстро поднял глаза на жену. Она пристально смотрела на него, губы у нее дрожали.
Она отвела глаза и наклонилась. Принялась неловко собирать осколки, подняла несколько. Потом снова кинула их на пол, распрямилась и отодвинула их к стене ногой.
– Как будто бы это имеет значение, – произнесла она нервно. – Как будто бы это имеет значение, чисто в доме или нет.
Дети смотрели на нее с изумлением.
– Что случилось? – спросила дочь.
– Ничего, дорогая, ничего, – ответила она. – Я просто волнуюсь. Возвращайся за стол. Пей сок. Нам некогда сегодня рассиживаться. Соседи вот-вот придут.
– Па, а почему соседи едут вместе с нами? – спросил сын.
– Потому что, – ответил он уклончиво, – им так захотелось. И хватит об этом.
Все молчали. Его жена принесла еду и поставила на стол. Лишь ее шаги нарушали тишину. Дети все время переглядывались, посматривали на отца. Он не отводил глаз от своей тарелки. Еда казалась безвкусной и вязкой, и он ощущал, как сердце колотится о решетку грудной клетки. Последний день. Это последний день.
– Тебе бы лучше поесть, – сказал он жене.
Она села за стол. Как только она взялась за приборы, зазвонил дверной звонок. Нож и вилка выпали из ее онемевших пальцев и загрохотали по полу. Он тотчас протянул руку и положил на ее ладонь свою.
– Все в порядке, милая, – сказал он. – Все хорошо.
Он повернулся к детям.
– Ступайте, откройте дверь, – велел он.
– Вдвоем? – переспросила дочь.
– Вдвоем.
– Но…
– Делайте, как я сказал.
Они соскользнули со своих стульев и вышли из комнаты, оглядываясь на родителей.
Когда раздвижные двери сомкнулись за ними, он снова повернулся к жене. Лицо ее было бледным и напряженным, губы плотно сжаты.
– Дорогая, умоляю, – произнес он. – Прошу тебя. Ты же понимаешь, я не взял бы вас, если бы не был уверен в полной безопасности. Сама знаешь, сколько раз мне уже приходилось летать на этом корабле. И мне точно известно, куда мы направляемся. Поверь, мы ничем не рискуем.
Она прижала его ладонь к своей щеке. Прикрыла глаза, и крупные слезы покатились из-под закрытых век по щекам.
– Я не б-боюсь, – выговорила она. – Просто… уехать навсегда, чтобы не вернуться… Мы прожили здесь всю свою жизнь. Это же не просто… не просто переезд. Мы не сможем вернуться назад. Никогда.
– Послушай, родная, – он говорил торопливо и с напором, – ты знаешь не хуже меня. |