- Извините, она была тенью в полуночном мире. А вы, боюсь, были околдованы ее чарами. Я делал то, что должен. Я бы взял ее с собой, но это было невозможно. Ткань, которую я тку, слишком хрупка на этой стадии, чтобы поддержать перенос ключевой фигуры из периферийной А-линии.

- Не знаю, что вы делаете, Рузвельт, - сказал я, - но, что бы это ни было, цена слишком велика.

- Однажды вы поймете, Кэрлон. Из всего человеческого племени вы лучше всех поймете меня, потому что из всех миллионов пешек на доске вы один мне ровня; ваша судьба, как и моя, переплетается с той, что существует в этом новом мире, обретающем форму.

- Вычеркните меня, генерал, - сказал я. - Я не хочу принимать участие в ваших операциях. Если вы скажете, где мои штаны, я сейчас же уйду.

Рузвельт тряхнул головой и чуть-чуть улыбнулся.

- Кэрлон, не говорите чепухи! Имеете вы представление, где находитесь?

Я встал, шатаясь, и, подойдя к окну, посмотрел вниз на газоны и клумбы, казавшиеся почти знакомыми.

- Это мировая линия, весьма удаленная от беспорядка Распада, - говорил Рузвельт, пока я надевал свободную куртку и узкие штаны, предложенные мне. - Его общая с нашей историческая дата - 1199 год. Мы в городе Лондрес, столице провинции Новая Нормандия, автономного герцогства французского, короля Луи-Августа. Здесь затеваются великие дела, Кэрлон. Мятежники угрожают власти императора, лоялисты обвиняются в государственной измене, и Луи ждет за проливом, готовый высадить войска в Харвиче, Дувре и Ньюкасле, если понадобится. Малейшее движение грозит разразиться войной. Это то, что мы должны предотвратить.

- А что вам в этом, генерал?

- Я известен здесь; я завоевал доверие и Виктора Гаронна, и главных участников мятежной фракции. Моя надежда - предупредить кровопролитие, стабилизировать ситуацию. Верно установленная А-линия неизбежно должна содержать обильную энергию, которую я аккумулирую здесь. Вспомните, что я говорил вам о ключевых объектах, ключевых линиях. Новая Нормандия становится сейчас ключевой линией своего вероятностного континуума с помощью артефакта, который мы принесли сюда. И с подъемом новой главной линии взойдет и наша звезда!

- И где же вступаю я?

- Десять дней назад герцог Ричард пал мертвым на публичной церемонии на виду у всего населения. Убитый, как говорят. Мятежники обвинили лоялистов в устранении реального лидера британцев; лоялисты в ответ обвиняли мятежников в убийстве человека, которого они рассматривали не более, чем вассала французского короля. Напряжение достигло критического уровня; оно-должно быть снято.

- Я так и не услышал ничего, что просветило бы меня.

- Это совершенно очевидно, - сказал Рузвельт. - Как Плантагенет по рождению и воспитанию, вы выступаете в роли герцога Лондреса.

- Вы сошли с ума, генерал, - сказал я ему.

- Нет ничего проще, - сказал он, махнув рукой. - Никто не может отрицать, что вы смотритесь как участник; вы достаточно похожи на покойного герцога, чтобы быть его братом. Как бы то ни было, мы представим вас в роли более отдаленного родственника, тайно выросшего к северу от шотландской границы. Ваше появление удовлетворит наиболее фанатичных мятежников, и вы, конечно, сделаете соответствующие открытия, вызывающие поступки, чтобы удовлетворить эту клику. Более конкретно" вас нанимают на диалог с вице-королем Гаронном, имея целью облегчить кризис и восстановить гражданский порядок.

- И что заставит меня сделать все это?

- Это драма самой жизни - и вы часть ее с момента рождения и до того. Вы, подобно мне, наследник мощной династии. Все, чем вы могли бы быть то, что вашими аналогами, близкими к вам, могло быть сделано - все обширные взаимозависимости времени и истории каждого деяния этих великих кланов, провалившиеся в расцвете их силы - все эти прерванные вероятности энергии должны найти свое выражение в вас - и в мире, который вы помогаете создать?

- А как насчет моего собственного мира?

- Новая головная линия будет над континуумом, - просто ответил Рузвельт.