— Нет, дорогая, не я. Уже не я. Это моя Анна дура. А я умнею на глазах.

— Допустим. Я все-таки, несмотря на твое состояние…

— Мое состояние? — в удивлении подняла голову Элен.

— …несмотря на твое состояние, — не дала себя сбить с мысли Сью, — попытаюсь донести до тебя главное. Ты никогда не задумывалась, почему Мелисса настойчиво завлекала тебя в свой дом?

— Сью, шут с ним, с этим домом, и с этой Мелиссой, и со мной, с прежней Элен Корнер, тоже! Допусти, дорогая, что я на пороге новой жизни, которая… в общем, мне пока очень нравится.

— Мелисса пойдет на все, лишь бы от тебя избавиться!

— Она уже пошла на все, — последовал безмятежный ответ.

— Постарайся вдуматься в то, что я тебе сейчас скажу: тот дом, из которого тебя выжили, использовав как наживку эту квартиру, он твой. Понимаешь — твой! Дядюшка завещал его тебе.

— Какой еще дядюшка? У меня нет никакого дя… — расслабленно начала Элен, но вдруг смысл только что произнесенных Сью слов стал доходить до нее. Она вскочила на ноги и вцепилась в плечи Сью. — Дядя Джеймс?! Оставил мне свой дом? Почему? Господи, да мы с ним и виделись-то раза два-три, не больше!

Сью поморщилась и не без труда освободилась из рук сестры. Та перевела дыхание, снова села и сделала глоток из бокала.

— Извини, Сью, все так неожиданно… Я и лица дяди Джеймса не помню, в памяти осталось только ощущение тепла и доброты да обрывки рассказов о его бесхитростных чудачествах.

Сью с удовлетворением отметила, что собеседница наконец вернулась к действительности и, значит, приказ, произнесенный прежним начальственным тоном, будет только кстати:

— Отставь бокал! Слушай меня! Джеймс Корнер завещал свой особняк младшему из Корнеров, и это — ты! Дошло наконец?

— Тебе не кажется это странным? Человек любит свою молодую жену, а самое ценное, что у него есть, оставляет дальней родственнице? Почему?

— Это нам еще предстоит выяснить!

— Зачем же тогда все это? — Элен снова обвела глазами кухню, рукой же показала на дверь, за которой находились еще не освоенные ею покои.

— Именно затем! — воскликнула Сью, горячностью пытаясь заштопать неясные места в своей интерпретации событий.

— Как ты все это сумела выяснить? Насколько я понимаю, если я официальная наследница, меня в первую очередь должны были поставить в известность, ведь так?

— Точно! — почти восторженно приветствовала Сью первую, по ее мнению, толковую мысль сестры. — Как удалось узнать? Ну, во-первых, не мне тебе рассказывать, что половина Бирмингема — мои знакомые, а во-вторых… В общем, мой близкий друг работает нотариусом, и завещание мистера Корнера в их конторе обсуждалось как казус, в котором, однако, все правовые нормы соблюдены. Фамилию покойного чудака — прости! — он по этическим соображениям сначала не называл, но на мои настойчивые просьбы все же откликнулся…

— Тоже из этических соображений? — не удержалась, чтоб не съязвить, Элен, чем снова дала понять Сью, что та утратила контроль над некогда послушной воспитанницей.

— По-моему, ради удовольствия меня обидеть ты согласна забыть о главной теме нашего разговора, — надула губы Сью. — Ты будешь меня слушать или нет?

— Я вся внимание, — заверила Элен.

— Дядя Джеймс написал в завещании следующее… Цитирую, как ты понимаешь, по памяти, и не сам текст, а в пересказе моего друга. Значит, так: «Мой лондонский дом не может сдаваться внаем или в аренду.