На посадку сам пойду, – распорядился я перед тем, как юркнуть под теплый плед из верблюжьей шерсти, и наконец-то провалиться в полноценный сон.
Пусть и на недолгое время перелёта.
Когда меня пилот разбудил, то я сменил его и увёл дирижабль далеко в сторону от своего обычного места посадки, а затем, отстрелив аварийные якоря, приземлился там, где никогда раньше не садился – метрах в двухстах от бывшего особняка моей тётушки, на вовсе небольшой прогалине, куда при ветре и без помощи наземной команды я бы сесть никогда не рискнул.
Могу похвастаться, что притёрся я к земле идеально. Даже крайний толчок при приземлении оказался едва заметен.
Другой вопрос, что оба аварийных якоря надо теперь менять вместе с их пороховыми выстрелами, но это небольшая цена, если хочешь свои подозрения проверить.
– Я тебе скоро людей пришлю. Встань на парковку, как положено, – бросил я офигевшему от моей посадки пилоту, перед тем, как выпрыгнуть из гондолы.
Думаю, что вставать на выстреливаемые порохом якоря пилотов учили чисто теоретически. Мало того, что сам якорь хороших денег стоит, и он одноразовый, так ещё и пиропатрон с его управлением поменяют далеко не даром.
Добежав до уже своего особняка, поскольку я его у тетушки давно выкупил, я присел на телефон, и оттуда в темпе организовал полноценную полицейскую проверку, вовсю пользуясь своим знакомством с князем Гончаровым, и в таком же энергичном темпе поднял на ноги Липатова, а заодно и его службу охраны, где у него далеко не глупый дядька главой работает.
Блин, всё чисто.
Ни людей посторонних, ни взрывчатки ими найдено не было.
Точно у меня с головой не всё в порядке. Впрочем, я это уже и сам знаю.
Думаю, Степана покоробит, когда он узнает, что я вытворил в Камышине. Если что, то любой, после недолгих размышлений, сообразит, что и как я сделал. А Степан сообразит практически сразу, что в какой-то момент я его проверил. Зато, надеюсь, он больше не будет пророчествовать, не поставив меня об этом в известность.
Согласен, что у меня сейчас все движения не совсем адекватные, может даже обидные для него, но и Степан мог бы объяснится, тем более он видел, в каком я состоянии нахожусь.
Если разобраться, то что со мной происходит? Вряд ли я это скажу. Не в том смысле, что скрывать что-то собрался, просто пока сам не понимаю.
Полный раздрай чувств и сумбурные метания.
Хотя, чего уж там…
В какой момент я завёлся?
Когда про свадьбу дочек Липатова услышал?
Но нет, не сразу же. Какое-то время держался, делая вид, что меня эта новость почти не заинтересовала и вообще не волнует. Зато и сорвался потом с дикой силой, начав чуть ли не по потолкам бегать.
Да, я собственник!
Теперь об этом можно кричать во всё горло, как об подтверждённом факте.
Для меня что-то своё отдавать, это как от себя с мясом и кровью отрывать. А уж две сестрёнки так в мою жизнь вплелись, что не будь я князем.
Эх-х-х, да не имей четырёх жён…
Знаю, что очень многие мне завидуют.
Моей карьере, статусу, богатству и тем жёнам, что у меня сейчас есть.
А мне какой уже раз снится, в тот момент, когда я засыпаю, что я никакой ни князь, а обычный купец с двумя жёнами купеческого сословия, и так мне в этот момент радостно становится, что словами не передать.
Жёны частенько говорят, что я улыбаюсь во сне. Знали бы они, кому я улыбаюсь, тут бы и придушили меня, скорее всего.
А теперь, похоже всё. Отулыбался. Мечты закончились.
Обе сестрёнки Липатовы теперь чужие невесты.
И первыми, кто после моих звонков в Камышине ко мне примчался, они обе и оказались.
Увидев моё насупленное лицо, сёстры переглянулись, и в свою очередь сделали вид, что ничего не замечают. Загремели чайниками – кофейниками, зашуршали привезёнными с собой пакетами, завалили меня местными новостями, тарахтя по очереди, и без перерыва. |