— Он не делает этого при тебе, вот и все. Погоди, а ведь это, пожалуй, и есть решение.

Дженни просияла. Она вовсе не должна переделывать себя в угоду ребятенку, ей всего-навсего надо сдерживаться в присутствии Грасиелы. Это, пожалуй, ей по силам. И справедливость не нарушится.

— Ладно, — медленно произнесла Дженни, — договорились. Ни одна из нас больше не произносит «черти», «к черту», «чертов» и тому подобное.

Про себя она добавила: «В присутствии другой». В глазах у Грасиелы вспыхнула смесь торжества и неудовлетворенности достигнутым.

— А еще мы не должны говорить «будь оно проклято», «пропади пропадом» и «сукин сын». Дяде Таю это не нравится.

От души желая дяде Таю провалиться в эту минуту в чан с мусором, Дженни неохотно кивнула.

— И нельзя говорить «писать кипятком».

— Бог ты мой! — Дженни покачала головой. Мне, наверное, вообще не придется разговаривать. А как выражалась твоя мама, если она пи… то есть если она очень сильно сердилась?

Грасиела состроила в высшей степени пренебрежительную гримасу.

— Мама, когда сильно сердилась, говорила, что ее это раздражает.

— Ну! — Дженни с трудом удержалась от крепкого словца. — Послушай, я могу случайно забыться. Ты должна с этим считаться. Ведь я говорила так, как говорю, очень долгое время. Человек не может измениться за сутки. Так что не думай, будто я нарушила обещание, если у меня случайно что-нибудь нехорошее сорвется с языка.

Грасиела покосилась на Дженни с еле заметной усмешкой.

— Если ты забудешь и выругаешься, можно мне вымыть тебе рот с мылом?

Дженни заморгала от неожиданности, потом запрокинула голову и расхохоталась. Время от времени девчонка прямо-таки приводила ее в восторг, и это был именно тот случай.

— Если ты попробуешь, то я буду… очень раздражена. К тому же я гораздо больше тебя. — Они улыбнулись друг другу. — Знаешь, — ласково сказала Дженни, — когда ты не распускаешь сопли, ты просто молодчина.

Лицо у Грасиелы порозовело от удовольствия.

— Я голодна, — призналась она.

— Сеньора Армихо сейчас что-нибудь принесет, — ответила Дженни и добавила, снова поглядев на синяки на шее у девочки: — Послушай, что я еще хочу тебе сказать. Жаль, конечно, что ты узнала своих кузенов с самой плохой стороны. Они… — Дженни запнулась, подыскивая подходящие слова. — Они испорченные, жадные люди. Но хорошо, что ты теперь это знаешь, потому что Луис и Чуло все еще ищут тебя. Они опасны, Грасиела. Может, опаснее тех, кого мы оставили в пустыне.

У Грасиелы задрожали губы.

— Кузен Тито бросил змей прямо передо мной. Он хотел, чтобы они укусили меня.

— Ты вела себя очень смело, и я тобой горжусь. Это очень страшно — быть одной, когда на тебя напускают змей.

Грасиела порозовела еще больше, глаза у нее сияли. Дженни удивилась тому, что девочка так дорожит ее похвалой. Ей даже стало не по себе: насколько Дженни знала, всем всегда было наплевать на ее мнение. Но Грасиела впитывает ее слова как губка. Столь сильное влияние на кого бы то ни было обязывает, что и говорить.

— Держу пари, что ты никогда ничего не боялась, — сказала Грасиела.

— Ты проиграла бы пари. Я много раз испытывала страх, — улыбнулась Дженни.

И в эту секунду существо, перед которым она испытывала особый страх, отворило двери и с важным видом ступило в комнату.

— Сеньора Армихо следует за мной с ужином, — объявил Тай, забрасывая шляпу на гвоздь, вбитый в oстену.