— Чего тебе?

Тай, упершись руками в бока, молча смотрел на нее. Солнечный сумрак позолотил его кожу, черты лица казались подчеркнуто твердыми и четкими. Глядя на него, Дженни почувствовала ненавистную ей слабость. Они еще не начали спорить, а она уже утратила преимущество.

— Ты требуешь от нее слишком многого.

Дженни прислонилась сбоку к повозке и сложила руки на груди.

— А ты предпочел бы подождать? Когда же, с твоей точки зрения, ей следует научиться управляться с едой самостоятельно? В двадцать лет? Пятнадцать? Двенадцать? Должна же она уметь обслуживать себя.

Закат отражался у Тая в глазах точками огня. Он умылся перед ужином, однако полоски пыли еще лежали в складках рубашки и куртки. От него пахло кожей, лошадью и потом — эти запахи у Дженни ассоциировались с лучшими из мужчин. Он был стройный и упругий, гибкий, как хлыст. Достаточно безжалостный, чтобы сделать что положено без лишних угрызений совести, достаточно самонадеянный, чтобы дотронуться до женщины ласковыми пальцами. Дженни хмуро отвернулась.

— Она богатая наследница, — заговорил Тай. — От дона Антонио Барранкаса она получит столько денег, сколько ей не истратить за всю жизнь. К тому же она наследница моего брата. Всю жизнь она проведет в окружении слуг. Они будут одевать ее, причесывать, подавать ей еду, предупреждать все ее желания.

Дженни нетерпеливо дернула головой.

— Так, но предположим, что по каким-то причинам всего этого не будет. Предположим, что весь этот прекрасный мир полетит ко всем чертям и ей придется жить своим умом. Какие у нее будут шансы выжить? У ребенка, который даже не умеет нарезать для себя мясо?

Наклонившись к Дженни, Тай положил ей руки на плечи и посмотрел в глаза.

— Послушай меня. То, что происходило с тобой, никогда не произойдет с Грасиелой. Она никогда не будет одинокой и заброшенной.

— Если мне придется ее воспитывать…

Тай приложил к губам Дженни палец, запрокинул голову и некоторое время созерцал высь небесную.

— Хорошо… Такого не случится, но предположим, что вышло так. — Тон у него сделался нетерпеливым и оттого резким. — Ты получила Грасиелу и воспитываешь ее. С чего ты начнешь? Куда вы обе поедете?

— Это серьезный вопрос?

Дженни подозрительно сощурила глаза. Осознав, что не в состоянии думать, когда его большие теплые руки лежат у нее на плечах, она высвободилась.

— Куда ты отвезешь ее, Дженни?

— Не знаю. — Сдвинув брови, она пыталась сосредоточиться. — Полагаю, что в Сан-Франциско. Найду там работу.

— А куда ты денешь Грасиелу, пока будешь на работе?

Тай достал из кармана куртки тонкую сигару, зажег ее и медленно затянулся.

Дженни уже раз сто обдумывала эту проблему и не могла ничего придумать. Девчонка не привыкла к улице, ее не оставишь одну, а представить себе работодателя, который терпел бы в доме еще и ребенка, Дженни не могла.

— Что-нибудь придумаю, — буркнула она.

— А где вы обе станете жить?

Тай посмотрел на огненный кончик сигары, потом перевел взгляд на неровные линии покосившейся хижины, которую они сняли на ночь.

— Если у тебя есть что сказать — говори, — предложила Дженни.

В груди у нее закипала злость. Она сама понимала сложность положения, но ей не нравилось, что Тай заставляет ее признать это вслух.

Тай близко наклонился к ней.

— Неужели ты веришь, что Маргарита хотела, чтобы Грасиела лишилась легкой и удобной жизни? Что она выбрала бы для своей дочери тяготы и лишения?

Дженни ничего не могла ответить. Нуждаясь в поддержке, она повернулась и поискала в небе звезду Маргариты.