— Какое там! — возразил Мономах. — По словам директрисы «Дочек», она была бедна как церковная мышь!
— А откуда деньги на съемное жилье?
— Меня это тоже заинтересовало. Как и директрису — у нее создалось впечатление, что Яна одна на всем белом свете!
— А как долго Яна находилась в приюте?
— Директриса говорит, около недели.
— Интересненько… То есть Четыркина жила в Красном Селе. Потом перебралась в Питер и сняла жилье, после чего обратилась в «Дочки-матери», произведя впечатление сироты казанской?
— Знаете, — медленно проговорил Мономах, — мне не показалось, что Яна жировала или притворялась: в квартире не было излишеств и ее гардероб не отличался дороговизной и разнообразием.
— Да-с, задачка! — согласилась Алла. — А вы молодец, Владимир Всеволодович: вам удалось так много выяснить! Хочется отругать вас за самодеятельность, да не могу. Но не могу и не спросить, зачем вы это сделали? Вы говорите, что видели Яну всего однажды, и я вам верю. Тем не менее вы ведете себя как лицо заинтересованное. Почему вы чувствуете себя обязанным Четыркиной?
— Потому что не смог ей помочь, хоть и пытался. Как говорится, благими намерениями…
— Вы сделали больше, чем сделал бы любой другой человек, и не ваша вина, что жер… то есть Яна не приняла помощь. Или приняла, но в неудачный момент. Почему она не позвонила и не предупредила о своем приходе, ведь ваш телефон есть на визитке?
— Может, она действовала под влиянием момента? Не планировала приходить, просто так вышло…
— Вот именно — так уж вышло. Судьба! Или рок? Бедной девочке не повезло, но, если это не был несчастный случай (в чем, кстати, пока нет уверенности), ее убили не вы, а парень в капюшоне, которого описывают свидетели.
— Мартынюк дал понять, что алиби у меня нет, — хмыкнул Мономах.
— Как и мотива, — парировала Алла. — Знаете, какие три составляющих вкупе являются доказательством вины в суде?
Мономах покачал головой.
— Мотив, возможность и средство преступления. Допустим, у вас имелась возможность: вы ушли с рабочего места и никто не знает, чем занимались после этого. Ваша машина в ремонте, поэтому вы не оставляли ее на стоянке и не попали в поле зрения камеры. Значит, чисто теоретически вы могли оказаться в означенное время рядом с местом преступления — ну или пока что происшествия.
— Это обнадеживает!
— Средство преступления — вы сами, ведь, по показаниям очевидцев, Четыркину толкнули под проезжающий автомобиль. Что, повторюсь, требуется еще доказать! Но вот с мотивом проблемка, Владимир Всеволодович, ведь у вас не было причин убивать потерпевшую! Вы не являлись ее лечащим врачом, близким другом, родственником или даже соседом. Вы ничегошеньки о ней не знали, пока не увидели ее труп в прозекторской. Даже без моего вмешательства дело против вас рассыпалось бы еще до того, как попало в суд… Пообещайте мне кое-что, ладно?
— Что пообещать?
— Что больше не станете действовать самостоятельно. Если, как я предполагаю, жертв что-то связывает, то мы имеем дело либо с одним серийным убийцей, либо даже с целой преступной группой. В таком случае любой, кто окажется у преступников на пути, рискует жизнью. У меня есть предчувствие, что вы не успокоитесь, но я настоятельно прошу сообщать мне обо всем, что узнаете, и предупреждать о своих планах. Действовать в одиночку неразумно!
— Хорошо, — согласился Мономах. — Обещаю, что позвоню, если решу что-то предпринять.
— До этого, а не после, да?
— Договорились. |