– Спасибо тебе.

– За что?

Тянусь вверх и целую его чуть пониже уха:

– За то, что ты есть.

Он крепко прижимает меня к себе, потом отпускает и оглядывается на стол, переводит взгляд дальше, туда, где Элла роется в холодильнике.

– Дейзи дома?

– Наверху, переодевается.

– А как сегодня папа?

– Хорошо. Ездил в Сент‑Эндрюс, в магазин. Вернулся с полным багажником, будет ремонтировать изгородь.

– И никакой потери памяти? – Пол пытается сделать безмятежное лицо.

– Ни о чем таком он не упоминал. – Веду рукой от его плеча вниз, к ладони, сплетаю наши пальцы. – Не будем пугаться раньше времени, хорошо?

– Хорошо, – скупо улыбается он. – Просто очень не хочется думать, что он может заблудиться, потеряться и никто не сумеет ему помочь. Ну ладно, – он открывает дверь, ведущую во внутренний дворик, – пойду‑ка загляну к нему.

Он направляется к небольшому флигелю, примыкающему к нашему дому, а я продолжаю заниматься салатом.

– Еду готовишь? – спрашивает Элла, пристально глядя на меня поверх стакана с соком, который она поднесла к губам и теперь делает огромный глоток, так что щеки раздуваются.

– Да. Собственно, все уже готово. Советую не кусочничать, аппетит перебьешь. – Поливаю салат маслом и спрыскиваю лимонным соком. – Переодеваться не собираешься?

Она окидывает себя взглядом. На ней такая же форма, как и у Дейзи, но на Элле почему‑то она выглядит гораздо элегантней. Синяя плиссированная юбка красиво облегает бедра, складки при ходьбе изящно расправляются, на мгновение приоткрывая коленки. В ее колготках дыр не бывает, а галстук всегда лежит точно по центру.

– А зачем? Мне и так хорошо.

Сует в рот кусок холодной ветчины, берет пакет с соком, собирается долить в стакан, но, подумав, подносит ко рту и преувеличенно огромными глотками поглощает содержимое.

Я не говорю ни слова. Все еще болит голова, нервы натянуты, как струны. «Это я, Орла». Нет‑нет, что бы там ни было, спорить с дочерью я не собираюсь. Иду к плите, достаю из духовки теплые тарелки.

– …и тут я ему говорю: «Не беспокойтесь, молодой человек, меня и коричневый устроит»…

В дом входят Эд с Полом.

– Грейс, что у нас сегодня к чаю? – кричит Эд, потирая ладони. – Эх, люблю это время – лучшее время дня, я считаю.

Я улыбаюсь. Обожаю своего свекра. Редко найдешь такого джентльмена до кончиков ногтей.

– Что‑то у вас нынче усталые глаза, дорогая, – говорит он, беря меня за руки. – Помощь нужна?

– Перемешайте салат, – говорю я, слегка приобнимая его жилистое тело. – С остальным справлюсь сама.

Наконец садимся за стол. Пол с Эдом по разные концы стола, мы с девочками друг против друга. При виде еды желудок болезненно сжимается. Я стискиваю зубы, жду, пока не пройдет приступ тошноты. Накладываю себе совсем немного. Остальным – как обычно. Все благодарят, кроме Эллы. Она нырнула под стол и устраивает у себя на коленях голову Мерфи. Пол смотрит на пса и приказывает ему убираться на свою подстилку. Мерфи – ноль внимания.

– Папа, он мне совсем не мешает, – говорит Элла. – Он мне ноги греет.

Пол улыбается:

– Прямо как Бесси, папа, помнишь?

– Да‑а, классная была собачка, – откликается Эд.

Кладу в рот немного спагетти и машинально жую, занятая тем, что творится в голове. А там черт знает что, воспоминания проклевываются одно за другим, как цыплята в инкубаторе: вот Орла делает стойку на руках, вся освещенная солнцем, я держу ее за ноги, волосы ее падают мне на босые ступни; вот мы бежим с ней, обнявшись, на соревнованиях по бегу на трех ногах, моя правая нога связана с ее левой, мы хихикаем и толкаем друг друга, потом, задыхаясь, падаем; вот лето, мы взбираемся по песчаному склону и переваливаем через высокие дюны, носы и уши забиты песком и жутко чешутся; вот мы на занятиях по кулинарии, на ее щеках мука, она в шутку замахивается на меня скалкой; вот примеряем обувь, кофточки, брюки, юбки, собираясь растранжирить все свои карманные деньги.