Из всех забегаловок во всех городах мира он выбрал именно ту, где я работала. Вы понимаете, я не была настоящей официанткой, у меня была степень по английскому, но бунтарского периода я достигла позже других, где-то года в двадцать три. Именно тогда мне показалось, что будет забавно бросить постоянную, хорошо оплачиваемую и перспективную в смысле пенсии работу в Дублине, рвануть в безбожный город Лондон и вести беззаботную жизнь студентки.

Правильно, мне это следовало сделать, когда я на самом деле была беззаботной студенткой. Но, пока я училась, со свободным временем было туго, во время летних каникул я набиралась рабочего опыта, так что моей беззаботности пришлось обождать.

Как я люблю говорить, для всякой спонтанности свое время и место.

Так или иначе, но мне удалось получить место официантки в этом очень модном лондонском ресторане с громкой музыкой, видеоэкранами и мелкими знаменитостями.

Если честно, среди обслуживающего персонала было больше мелких знаменитостей, чем среди клиентов у нас работали преимущественно неудачливые актеры, модели и тому подобные персонажи.

Я до сих пор не пойму, каким образом мне удалось заполучить эту работу. Хотя, по-моему, из меня получилась идеальная официантка. Во-первых, я была единственной менее восьми футов ростом и весом более семидесяти пяти фунтов. И хотя я не годилась в манекенщицы, обладала, как мне кажется, определенным природным шармом — ну, вы знаете, короткие темные блестящие волосы, голубые глаза, веснушки, широкая улыбка и так далее.

Ко всему прочему я была такой неотесанной и наивной, что не соображала, что к чему, когда мне и в самом деле приходилось сталкиваться лицом к лицу с известными звездами кино или телевидения. Неоднократно мне приходилось обслуживать (я употребляю этот термин в самом расплывчатом значении) компании людей, и вдруг какая-нибудь официантка пихала меня локтем (при этом я выливала горячий шашлычный соус на ширинку бедолаги-клиента) и шипела что-то вроде:

— Разве этот парень за твоим столиком не такой-то из известной группы?

А я отвечала:

— О ком ты? Который в кожаном платье? — Не забывайте, все происходило в восьмидесятые.

— Нет, — шипела она в ответ, — тот, что со светлыми кудрями и помадой от Шанель. Разве он не певец?

— Да, в самом деле? — бормотала я и чувствовала себя полной идиоткой — не узнать такую известную личность.

Тем не менее я обожала свою работу, воспринимая ее как вызов моему буржуазному семейству. Мне нравилось просыпаться в час дня и отправляться на работу в шесть вечера, заканчивать в полночь, а потом надираться с барменом.

Тем временем моя матушка в Ирландии лила горючие слезы по поводу того, что ее дочка с университетским образованием подает гамбургеры поп-звездам.

Более того, даже неизвестным поп-звездам.

Я уже работала в ресторанчике примерно полгода, когда встретилась с Джеймсом. Была пятница, а в этот день наше заведение посещали те, кого мы между собой называли КК (для непонятливых: это расшифровывалось как «конторские крысы»).

Каждую пятницу ровно в пять все конторы в центре Лондона отпускали своих работников на выходные, и толпы бледных прыщавых служащих в дешевых костюмах заполняли наш ресторан, чтобы принять на грудь и поглядеть на кинозвезд. Мы, официантки, таких презирали. Разглядывали их уродливые костюмы, дивились прическам и манерам, удрученно покачивали головами и не обращали на них внимания по крайней мере минут пятнадцать — бегали мимо, позвякивая серьгами и браслетами, по каким-то наверняка куда более важным делам, чем их запросы. Наконец, доведя их почти до слез от унижения и голода, какая-нибудь из нас приближалась к столу с широкой улыбкой, держа наготове блокнот и карандаш.