– Я прожила взаперти двенадцать лет и больше этого не вынесу. Но есть большие города. Там имеются магазины, театры, парки и всё прочее. Я снова почувствую себя живой.
– Она не может жить в Париже!
– Что скажут люди?
– Она понятия не имеет, что предлагает.
– Никакой морали, вы же видите. Никакого представления о подобающем поведении.
– Ни малейшей практичности, должна сказать. На что она будет жить?
– Где она будет жить? Кто присмотрит за ней?
– Я уверена, ей эти мысли даже в голову не приходили.
– Она всегда была неосмотрительным созданием.
Папа промолчал, изучая лицо Зои. Он всегда понимал её лучше, чем кто-либо из семьи. Он выжидал, оставляя решение за ней.
Её воодушевила его вера в неё.
– Я соберу свои драгоценности и сменю имя, как вы и советовали, – сказала она.
– Драгоценности?
– Какие драгоценности?
– Она не упоминала ни о каких драгоценностях.
– Она имеет в виду дрянные побрякушки с базара.
– Я имею в виду рубины и алмазы, жемчуг, изумруды и сапфиры, – ответила Зоя.
Сёстры умолкли. Присцилла замерла с куском торта на полпути ко рту. Гертруда опустила чашку.
– Золотые и серебряные браслеты, ожерелья, – продолжила Зоя, – «драгоценности» это правильное название, не так ли? Карим испытывал нежные чувства ко мне и был очень щедр. Я думала, что придётся продать мои сокровища, чтобы оплатить моё возвращение домой, но это оказалось дешевле, чем я полагала. Я была рада, поскольку надеялась разделить моё имущество с женщинами моей семьи. Но если так сложно для меня оставаться здесь, драгоценности позволят мне жить в другом месте. Мне говорили, жизнь в Париже и Венеции не настолько дорогая, как в Лондоне.
Её сёстры посмотрели друг на друга. Когда это касалось драгоценностей, женщины всего мира были одинаковы. Если бы её будущее и всё, ради чего она рисковала жизнью, не было на кону, она бы рассмеялась, поскольку сёстры вели себя подобно презираемым ими женщинам гарема.
Она сохраняла невозмутимое выражение лица.
– Я бы предпочла остаться здесь, – сказала она.
Тишина продолжалась, пока сёстры всё это обдумывали. Иногда самой мудрой линией поведения бывает предложить другим хороший стимул для разрешения проблемы.
– Не представляю, как это можно уладить, – начала Августа через некоторое время.
– Даже если бы можно было перевоспитать ее…
– Не имеет значения, что она будет делать или как себя поведёт. Все увидят лишь Деву Гарема!
– Как убедить дам высшего света её принять?
– Никто и нас не примет, вместе с ней.
– Сомневаюсь, что Принц-Регент благосклонно приветствует её в высшем свете.
– Разве что если женится на ней.
Тут прозвучал горький смешок.
– Однако он уже женат, нравится это ему или нет.
– Может, герцог из королевской семьи?
– Присцилла, ты бредишь. Они должны жениться на принцессах.
– На дочери герцога, самое меньшее.
– Но Зоя… Предположим, что джентльмен самого высшего ранга…
– Если его титул будет достаточно высок, дамы не осмелятся его оскорбить. Им придётся принимать его супругу.
– Оскорбить такого джентльмена равносильно самоубийству. Требуется кто-то вроде мистера Браммела – действительно модный джентльмен, чьё даже десятиминутное появление определяет успех собрания.
Пока сёстры размышляли, стояла тишина.
– Однако он должен занимать поистине высокое положение. Леди Холланд нигде не принимают, поскольку она разведена.
– Лорд Холланд всего лишь баронет. Этого недостаточно. |