– Пашка явился. Все, ребята, счастливо. Приятно было познакомиться. 
	    На Павла было страшно смотреть. Казалось, он даже двигался с неимоверным трудом. 
	    – Что, совсем плохо? – обеспокоенно спросила она. 
	    Он кивнул. 
	    – Уходим? 
	    – Да, наверное, так будет лучше. 
	    Они даже не стали возвращаться к своему столику, где стояла чашка с недопитым кофе и стакан с остатками мартини. Подошли к вешалке, взяли куртки и вышли на улицу. 
	    – Мы можем взять машину? – спросил Сауляк каким-то сдавленным голосом. 
	    – Конечно. Они за нами гнаться не будут. Они вообще постараются теперь держаться от нас подальше и близко не подходить. 
	    Настя подошла к краю тротуара и подняла руку. Через пару минут возле них притормозила машина. 
	    – В аэропорт, – сказала она, наклоняясь к опустившемуся стеклу. 
	    – Сколько? 
	    – Сколько скажешь. Я не местная, тарифов не знаю. 
	    – Пятьдесят «зеленых». 
	    – Хорошо. 
	    Она села впереди, рядом с водителем, Сауляк устроился сзади. Всю дорогу они ехали молча. Так же молча вышли из машины, подошли к гостинице и поднялись на свой этаж. И, только оказавшись в номере, Настя дала себе волю. 
	    – Может быть, пора заканчивать эти детские игры? – зло спросила она, глядя, как Павел негнущимися пальцами пытается справиться с застежкой на своей куртке. – Что с вами происходит, Павел Дмитриевич? Я должна довезти вас до Москвы, а вы того и гляди концы отдадите прямо у меня на руках. Почему вы не хотите мне сказать, чем вы больны и как вам помочь, если вам станет хуже? 
	    Его взгляд снова убегал от нее. Он так и не начал смотреть ей в глаза, даже в те минуты, когда разговаривал вполне дружелюбно. Наконец ему удалось справиться с застежкой, он разделся и не говоря ни слова лег на кровать. 
	    – Или вы немедленно скажете мне, в чем дело, или я вызываю «неотложку». Мне вовсе не улыбается перспектива привезти в Москву ваш хладный труп. 
	    – Не беспокойтесь, – тихо сказал он, не открывая глаз, – со мной ничего не случится. Скоро все пройдет. У меня уже ничего не болит. 
	    – А что болело? 
	    – Ничего. Я же сказал: не беспокойтесь. Все будет нормально, я вам обещаю. 
	    – Что-то слабо верится, – откликнулась она уже спокойнее. – Вам правда уже лучше? Не обманываете? 
	    – Нет. 
	    Было уже совсем поздно, пора было ложиться спать, но Насте почему-то казалось, что, как только она погасит свет, с Павлом непременно что-нибудь случится. Она сняла сапоги и свитер и забралась под одеяло в джинсах и в майке. 
	    – Почему вы не выключили свет? – спросил он. 
	    – Чтобы видеть вас. По крайней мере, я не пропущу момент, когда вам станет хуже. 
	    – Не станет, я же вам сказал. Выключайте свет и спите. Вам надо отдохнуть. 
	    – Ах ты Боже мой, какая забота, – буркнула она, закутываясь в одеяло. 
	    – Выключите свет. Пожалуйста, – попросил он. 
	    Было в его тоне что-то такое, что заставило Настю послушно встать и щелкнуть выключателем. Теперь комната освещалась только светом фонарей и прожекторов, горящих на улице и аэродроме. Заснешь тут, пожалуй, с раздражением подумала она. Самолеты ревут прямо над головой, а на соседней кровати – тяжело больной человек.                                                                     |