Юрка ощутил ее на своем лице.

Ниже падуна, под белой стеной падающей воды, река прыгала, клокотала, заворачивалась в воронки, желтая от мути; плясала, вся в рваных клочьях пены. А еще пониже вода вдруг усмирялась, стихала. Здесь, словно в тихой заводи, плавала пена, обрывалась и уходила вниз.

— Ниагара! — выдохнул Пудов, похлопывая себя по животу. — Кольская Ниагара!

Неподалеку от воды, на ровной площадке, стоял новенький тесовый домик. Он-то, видно, и был пристанищем Валерия. «И как он спит при таком грохоте?» — подумал Юрка, по камням спрыгивая вниз.

Возле домика еще желтели щепки, печь была выложена не до конца — видно, кирпича не хватило. У берега на привязи стоял небольшой карбасок.

Юрка, не стучась, вошел внутрь.

— Здоро́во, — сказал он, стараясь говорить как можно спокойней, почти равнодушно: ну что здесь такого — брат приехал к брату.

— Привет, Папуас, — через плечо бросил Валерий, ножом открывавший банку сгущенки.

Только после того как открыл банку, мизинцем вытер с края крышки полоску молока и облизал, он подал Юрке руку.

— Как домашние?

— В норме.

— Чай пил?

— Ага. Пил.

— Тогда сиди и облизывайся.

Вообще-то Юрка и не подозревал, что Валерий приживется здесь. А брату, судя по всему, здесь было очень неплохо. Лицо и руки Валерия покрылись прочным загаром раннего лета, и от этого серые глаза чуточку поголубели, а мягкие льняные волосы стали еще светлей.

В домике был полный порядок: койка аккуратно застелена, стол чист, на полке, прибитой к стене, стояли книги. Весь дом вкусно пах смолой, и Юрке казалось, что он в густом сосновом лесу, хотя о лесах он только читал и никогда не видел дерева выше Васька.

Даже водопад, грохотавший в каких-нибудь пятидесяти метрах, ничуть не мешал Юрке, а только подчеркивал необычность обстановки.

— Я еду́ привез дедушке, — сказал он, — там и тебе мама кой-чего прислала. Возьми.

— Хорошо, — сказал Валерий, — спасибо.

— Думаю здесь переночевать, а утром с большой водой уеду.

— Как знаешь, — сказал Валерий.

— Может, мне у тебя лучше остановиться?

— Почему? — поднял на него глаза брат.

— У семужников тесновато.

— Нет уж, спи там. Ночами тут такая холодина. Прямо ноги к матрасу примерзают.

— А я одеяло там захвачу.

— Не поможет.

— Ну, если так… Могу и там.

Юрку немного покоробила отчужденность в голосе брата. То усиленно просил не забывать, приезжать, а то вдруг… Впрочем, все ясно: они мужчины и нечего им бросаться друг другу в объятия. Но хоть чем-то Валерий должен был показать, что рад его приезду.

Увидев в оконце, что карбас с Аристархом и двумя женщинами подошел к берегу, Юрка вышел из дому. Женщины несли за веревочные петли ящик с тремя пойманными семгами. Скоро вернулся и дедушка, покрякал, похлопал рука об руку, погладил свою пышную, растущую от самых глаз рыжеватую бороду, выбрал из нее несколько блестящих, как гривенники, чешуек.

— Плохо, — сказал он. — Блеск потеряла, вторым сортом пойдет.

Потом, пока на плите варилась семужья уха, распаковывали доставленный Юркой груз, раскладывали по полочкам и ящикам крупу, муку, соль.