Шар плюхнулся далеко от берега, и малышам, наверно, пришлось бы долго ждать, когда волны выкатят его на берег. Они так и не дождались этого, потому что заскучавший вдруг Васек упросил Серегу покатать его на велосипеде.

Серега посадил малыша на раму боком — ноги свисали в одну сторону, повел велосипед вверх, добрался до мостика, вскочил в седло и покатил вдоль домов.

Более взрослые ребята играли в ножички, к ним подсел и Юрка. Минут через десять он услышал хруст велосипедных шин на песке и тяжелое дыхание Сереги. Тот подкатил к нему и спрыгнул на землю. Лицо у него было мокрое, тонкие губы странно дергались, прыгали и кривились.

— Там… Васек… — невнятно забормотал он. — Упали мы с мостков… Он кричит — встать не может…

Юрка вскочил с песка.

— У бани… Я поднимаю, а он не встает…

Юрка побежал. За ним, ведя рядом велосипед, припустил Серега. Под ногами прогибались и скрипели доски мостков; овцы и куры, бродившие поблизости, отбегали в сторону.

Васек лежал на песке и негромко плакал. Юрка склонился над ним, взялся за плечи и хотел посадить, но Васек резко вскрикнул.

— Ну что ты, маленький? — Юрка встал на корточки. — Что с тобой? Ушибся?

Васек мотнул головой. Лицо у него было очень бледное, осунувшееся. К мокрым от слез щекам прилип песок, песком были забиты и светлые волосы, и вельветовая курточка, и брюки из «чертовой кожи» тоже были облеплены песком.

— Больно? — спросил Юрка. — Где?

— Нога… — простонал Васек. — Нога…

Рядом стоял Серега, держал велосипед, и лицо его было такое яге бледное, как и у Васька. Серега чуть оправился от испуга и говорил более членораздельно:

— Вот тут… Ехали мы… Коза разлеглась на досках. Звоню. Оглохла, что ли, — ни с места. Хотел спрыгнуть, запутался штаниной в педали — и полетели. О край мостка ударились… Ну и вот…

Юрка просунул под Васька руки и оторвал от песка. Васек закричал:

— Нога!.. Нога болит…

— Ты за плечо держись, — сказал Юрка. — Сейчас я тебя домой отнесу, полежишь — и все пройдет.

Юрка осторожно понес его. Ваську, видно, было очень больно. Он закрывал глаза и вскрикивал.

Юрка прижимал его к себе, старался держать так, чтобы ноги не болтались. Нес и говорил:

— Ну потерпи немного, уже недалеко. Ты ведь будешь капитаном, а капитаны не плачут. Ну еще немного. Сейчас будет дом.

Васек терпел. Морщил лоб, кусал губы и закрывал глаза. Его тонкие, горячие как огонь пальцы впились в Юркину шею, и, когда Юрка принес брата к дому, тот был в полузабытьи и никак не хотел разжимать на шее пальцы.

Серега все время шел следом, достал из потайного места — из-под бочки — ключ, открыл дверь и придерживал ее, когда Юрка вносил брата.

— Побудь здесь. — Юрка бросился в контору правления колхоза, где был телефон.

Дул сильный ветер. Он крутил над поселком песчаные смерчи, подбрасывал выше крыш клочья бумаг, мусор. На зубах хрустел песок.

Через полчаса из Шнякова примчалась пограничная моторка; из нее вышли два человека в белых халатах. Один — полный, лысый, в очках — терапевт Андрей Игнатьевич, второй — санитар с носилками.

— Пустяки, — сказал врач, осмотрев Васька, — сильный ушиб… Скоро заживет…

Юрке он сказал другое, когда они вышли из дому: перелом голени левой ноги: хирурга сегодня в больнице нет и завтра не будет — ушел до понедельника на дальнее озеро порыбачить.