Изменить размер шрифта - +
Ты выдаешь все это за сны неудовлетворенной женщины. Но ведь это твои фантазии, маэстро. Твоя манера смешивать сладость и порок. Декорировать пропасть дурманящим букетом.

Федерико: — Дело не в пороке и фаллосе, милый мой. Дело в освобождении. От его тирании в частности. Вообще же, этот фильм — выход в иную реальность, в которую мы проникли вместе. Я и Джульетта. Джульетта — идеальная исполнительница. Самый надежный гид в этом неясном, облачном пейзаже.

Журналист: — «Неясный, облачный пейзаж»! Отлично отвертелся. А скажи мне прямо: разве Джульетта из твоего фильма, тоскующая, потерянная и, наконец, освободившаяся от призраков и от безумной привязанности к мужу, не имеет никакого отношения к реальности? К твоей семейной жизни?

Федерико: взбесившись: — Вот таких плоскомозгих и любопытствующих я ненавижу больше всего! Так и лезут с вопросами, что и почему я изобразил в своем фильме. То, что вы увидели, то я и хотел показать. Все, глубокомыслящие господа. Все!

Журналист зрителям: — Известно, если хочешь разозлить Феллини, задай ему вопрос о смысле той или иной сцены. Но согласитесь, фильм о надломленной женщине по имени Джульетта, о распавшейся семье не может не натолкнуть на подозрения в его автобиографичности… Вам не показалось, синьора Мазина, что вы местами рассказывали о себе?

Джульетта: — О себе? Не более чем в других ролях. Как всегда, у Феллини все намного сложнее и не требует расшифровки, конкретизации. Скорее даже, Джульетта — это не я, а он сам — зашоренный комплексами католического воспитания, испытывающий постоянную тягу к мистической тайне бытия. Тайне секса в том числе.

Журналист: — Тайне секса, скорее.

Джульетта: Тайне секса в том числе.

Журналист: — Выходит, счастливый финал с благополучно разошедшимися супругами не отражает потаенной мечты маэстро?

Джульетта: — Напротив. В этом фильме мы были особенно близки. Мое лицо словно заворожило Феллини. Никогда я не видела фильма с таким обилием крупных планов одного персонажа. Как он бушевал, выжимая из меня нужное выражение! Но, в конце концов, я поняла — его беснования вокруг моей героини — своеобразное объяснение в любви. Да, да — в любви!

Журналист: — Альберто Моравиа был потрясен портретами Джульетты в фильме «Джульетта и духи». (читает). «Лицо Джульетты, меняющее выражение с такими тонкими нюансами, никогда не форсированными и едва заметными оттенками — это наиболее оригинальное достижение фильма. Между героиней и режиссером ощущается особая симпатия, даже любовь единственная в своем роде. И это самое сильное в фильме».

(Кадры из фильма — крупные планы Джльетты, персонажи — либерти)

Журналист: — Потом были «Сатирикон», «Клоуны», «Рим», «Амаркорд», «Казанова», «Город женщин», «Корабль плывет»… Призы за лучшую режиссуру, лучший сценарий. А как же Мазина, «Чаплин в юбке», обожаемая актриса Италии? Двадцать лет Джульетта не снималась. Двадцать лет! Она старела. У нее портился характер. Она стала больше бояться за него, чаще обижаться за себя. Она устала не быть актрисой.

Федерико: — Но ведь я сделал «Джинджер и Фред»!

Журналист: — Джинджер — героине Джульетты за 60 лет — реальный возраст актрисы. Тебе не кажется, что ты многое упустил, не снимая ее так долго?

Джульетта: — Федерико вовсе не виноват, что реализация его фильма затянулась. И «Казанову» и «Сатирикон» он делал как уступку продюсерам, что бы получить средства для своего фильма. С «Джинджер и Фред» все складывалось не лучшим образом. Когда Федерико с Тонино Гуэрра написали сценарий, начались поиски продюсера. Не самые успешные.

Быстрый переход