Я уже писал – изумрудное ожерелье, подаренное ей, подходит к браслету, который он подарил тебе. Но стоит в два раза дороже и смотрится в десять раз эффектнее. Говорят, что пьеска твоя паршивая. И роль все-таки нужно учить. Скоро напишу еще.
Твой друг.
При мысли об этом письме и других, предшествовавших ему, накатил новый приступ ярости. Лейла, Лейла, шептала Дора. Что же они сделали с тобой? Кто посмел?
Она одна понимала, как ранима Лейла, понимала, что внешняя ее самоуверенность – на публику, дерзость и ослепительность – лишь маска глубоко не уверенной в себе женщины.
Доре вспомнилось, как уехала в школу Элизабет, сама она только-только тогда начинала работать у Лейлы. Лейла вернулась из аэропорта вконец одинокая, несчастная, вся в слезах. «Боже, Сэмми, – жаловалась она, – не могу поверить, что так долго не увижусь с Ласточкой! Но – швейцарский пансион! Для девочки это грандиозно! Это вам не задрипанная ламберкрикскакя школа, моя альма-матер». И просительно добавила: «Сэмми, сегодня я никуда не пойду. Может, останешься, поужинаем вместе?»
Как быстро промелькнули годы, подумала Дора, когда очередной автобус нетерпеливо гуднул, прося дорогу. Почему-то сегодня Лейла вспоминалась особенно живо: ее экстравагантные выходки; Лейла, проматывающая, не успеет заработать, все деньги, два ее брака… как же Дора умоляла ее не выходить замуж в тот, второй раз!
– Тебя, что, мало проучили? Одного подонка тебе не хватит.
Лейла обхватила колени руками.
– Сэмми, но этот не так уж плох. Он смешит меня, а это большой плюс!
– Охота похихикать – найми клоуна!
Пылкое объятие Лейлы.
– О, Сэмми, обещай, что всегда будешь откровенна со мной, будешь говорить мне все напрямую. Может, ты и права, но я чувствую, что должна пройти через это.
Избавление от шутника обошлось в два миллиона долларов.
Лейла с Тедом.
– Сэмми, такое не может продолжаться долго! Таких хороших людей на свете просто не бывает! Что он во мне находит?
– С ума сошла? Перестала в зеркало смотреться?
Лейла, вся на нервах, в начале съемок нового фильма.
– Сэмми, я до того никудышная в этой роли. Такая бездарность! Зря бросилась на нее. Это немое!
– Хватит, я тоже газеты читаю. Ты потрясающая!
За тот фильм Лейла получила «Оскара».
Но последние три фильма провалились. Ее тревоги и сомнения стали навязчивой идеей. А любовь к Теду равнялась только страху потерять его. Тут Сид раскопал эту пьесу. «Сэмми, клянусь, мне даже играть там нечего! Просто быть собой. Я влюблена в эту роль!»
А потом все кончилось. Мы все бросили ее одну. Я загремела в больницу, Элизабет уехала на гастроли со своим спектаклем, Тед вечно разъезжал по делам фирмы. И кто-то, кто хорошо знал Лейлу, забросал ее ядовитыми писульками, разбил ее хрупкое «эго», спровоцировал на выпивку…
Дора заметила, что у нее дрожат руки. Она огляделась в поисках указателя ресторана. Может, от чашечки крепкого чая полегчает. Как только она приедет в Спа, сразу же займется почтой.
Она верила – Элизабет сумеет вычислить автора анонимок.
3
В бунгало Элизабет нашла записку от Мин, приколотую вместе с распорядком дня к ее махровому халату.
Моя дорогая Элизабет,
Надеюсь, раз уж ты здесь, то проделаешь дневные процедуры и спортивные упражнения. Как ты знаешь, всем новым гостям полагается сначала пройти консультацию у Хельмута. Тебя к нему я назначила первой.
Знай, твое счастье и благополучие для меня важнее всего.
Написано размашистым, с завитушками, почерком Мин. Элизабет просмотрела распорядок. Консультация у доктора фон Шрайбера – в восемь сорок пять, аэробика – в девять, массаж – в половине десятого, батут – в десять, водная аэробика – десять тридцать: это занятие раньше проводила она, когда работала тут; массаж лица – в одиннадцать. |