|
Германская привычка разводить бюрократию и наводить порядок везде и всюду! – Разве это плохо? – Это прекрасно! Но, черт побери, если я – Я! – хочу посетить лаборатории и показать результаты своих экспериментов кому-то еще, почему я должен проходить через все эти… бумажные завалы?! У вас тоже так было? Генрих развел руками. – Порядок во всем. Это чисто германский девиз. Зеботтендорф раздраженно крякнул и посмотрел на Лооса. Тот пьяно пожал плечами и сказал: – Я тут ни при чем. Со своей стороны я сделал все. Машина нас уже ждет. А уж пропуска, бумажки – извините, Рудольф. Сами. Сами. – Хорошо. Едем. Генрих напрягся. Но его надеждам не суждено было сбыться. Машина стояла в гараже, а наглухо задраенные специальными шторками окна совершенно не позволяли увидеть что-либо вокруг. В конце концов, он даже не знал, находится ли в Буэнос-Айресе или же его в бессознательном состоянии отвезли к черту на кулички. Основательно подвыпивший фон Лоос оказался болтлив. Слушая его неумолчную трескотню, Генрих считал про себя секунды, прикидывая по звуку двигателя и тряске скорость автомобиля. Все-таки хоть какой-то ориентир. На случай чего… – Вас что-то беспокоит? – вдруг спросил Зеботтендорф. – Да, – честно ответил Генрих. – Что же? – Вы, Рудольф. И ваши идеи. Доктор усмехнулся и хитро посмотрел на него. – Но вы же понимаете. За этими идеями будущее. Будущее. – Разве это повод, чтобы радоваться? – Но причастность к истории разве вас не будоражит? Фон Лоос продолжал болтать, уже не обращая внимания, что его никто не слушает. Генрих наклонился к Зеботтендорфу: – А как по-вашему, должен ли Третий Ангел радоваться тому, что причастен к Апокалипсису? Будоражат ли его звуки собственной трубы? Зеботтендорф откинулся на спинку кресла. – Никогда бы не подумал, что вы мистик. Генрих промолчал, складывая секунду за секундой. Учитывая неточность подсчетов, получалось, что лаборатории расположены километрах в двадцати пяти от виллы, где жил фон Лоос. Машина двигалась ровно, что говорило о неплохом качестве дорог и малом количестве поворотов. Скорее всего какое-то загородное шоссе. Лоос наверняка очень бы удивился, если бы узнал, что Генрих вспомнил еще одну русскую пословицу. На безрыбье и рак – рыба. – Приехали, – объявил Зеботтендорф, открывая дверцу. Машина стояла в точной копии гаража, откуда минут двадцать назад выехала. – Вы уверены? – спросил Генрих. – Абсолютно! Прошу сюда. – И Зеботтендорф двинулся к неприметной двери в стене. – Прошу-прошу! Будьте как дома… – Не дай бог… – пробормотал фон Лоос и махнул водителю: – Жди тут, мы скоро. Дверь вела в длинный коридор, бежевые стены которого освещались яркими светильниками. Пахло краской и еще чем-то. Сладковатым. Очень неподходящий запах для такого места. Ладан. «Чертей отгоняют?» – подумал Генрих и усмехнулся. Шли долго. Коридор плавно спускался вниз, чуть заворачиваясь спиралью. Несколько раз проходили через посты, где хмурые и молчаливые люди осматривали их бумаги и открывали решетку, перегораживавшую коридор. |
