В три часа ночи в январе, в безлуние, не самое лучшее время начинать охоту Тем более после пурги, когда на землю тяжким покрывалом навалился пропитанный влагой снег.

Каждый шаг по лесу давался с великим трудом.

Они заранее договорились с Бишопом, что последние сотни метров пройдут пешком, оставив машину у начала проделанной в снегу колеи, чтобы не насторожить чудовище, неизвестно чем занятое внутри своего дома.

Несколько раз по пути сюда Бишоп спрашивал у Миранды:

«Почему бы нам не захватить с собой парочку твоих крепких ребят?»

«Я не могу никому довериться».

«Ну а Алексу, или Тони, или этому парнишке Сету?»

«Алекс может свихнуться сразу же, как только увидит убийцу своей Лиз. Сета я не вправе травмировать психически, ну а твой Тони пусть копается в бумагах и обеспечивает нам юридическую защиту на случай нашей ошибки. А ты знаешь, насколько мы увязнем в дерьме, если проникнем в дом мэра Гладстоуна и ничего там не обнаружим?»

«Как всегда, кому-то двоим или одному, приходится первым подниматься из окопа».

«А когда во всей военной истории бывало иначе?»

Это был обмен мыслями, а не словами.

Бишоп знал, что Алекс и Тони вместе с вооруженной бригадой остановят машины на шоссе, там, где Миранда приткнула на обочине свой «Форд», но для вмешательства в операцию им потребуется сигнал от Миранды, а для Тони — телепатический зов от Бишопа.

След в след они двигались по заснеженному лесу. Первым, конечно, Бишоп торил путь, примериваясь к ее шагу, за что она была ему благодарна.

Тепло ее мысленного послания подвигло его на признание.

«А я благодарен, что ты доверилась мне, единственному из своих близких людей».

«Не шути. Оставь роль шута для нашего милого Тони. Ты знаешь, почему я сделала такой выбор?»

«Узнать это мне еще предстоит».

Тишина в окружающем дом пространстве была нерушимой, как крепостная стена. Влажный снег не скрипел, а скрадывал звук шагов приближающихся к дому Бишопа и Миранды, а их мысленные переговоры были беззвучны.

Ни в одном из окон не было света, однако след покрышек указывал на то, что какая-то машина заехала в гараж и оттуда не выезжала.

Миранда, опередив Бишопа, первой заглянула за угол. Она увидела засыпанную снегом крышу оранжереи. Стекло промерзло или затуманилось от внутреннего тепла. Это было громадное сооружение, где мог разместиться неплохой ботанический сад. В прошлом Миранда несколько раз по приглашению Макбрайда посещала его загородную усадьбу, но он не водил ее по территории за домом. В оранжерее что-то светилось — не люминесцентные трубки, а точечные, слабые светильники — скорее всего, зажженные свечи, с трудом видимые сквозь изморозь.

Бишоп не посмел приблизиться к ней, не предупредив мысленно. Он вправе был подозревать, что получит пулю в живот, — настолько Миранда была напряжена. Ее палец словно примерз к спусковому крючку. Она оглянулась.

«Зачем ты снял куртку? Я бы тебя не узнала и выстрелила».

«Куртка слишком выделяется на белом снегу».

«Ты промерзнешь».

«Теперь уже поздно об этом говорить. Ты могла бы предупредить меня раньше».

Его белая рубашка словно таяла на фоне снега, и он стал почти невидимкой.

«В следующий раз я буду вести себя предусмотрительнее и подготовлюсь к операции в арктических условиях. Короче, где он и что делает? Говори быстрее, иначе я и вправду превращусь в сосульку».

Миранда кивнула в сторону оранжереи:

«Вряд ли он там поливает цветочки, скорее коптит окорока».