Вот поэтому то утро было таким ужасным.

Горечь нахлынула на него, когда снова пробудились воспоминания о его глупой ошибке.

«Ты никудышный, грязный уличный подонок, и всегда им будешь. Всегда. Ты не существуешь для меня. А теперь убирайся из моего дома, пока я не позвонил в полицию».

Даже сейчас, десять лет спустя, ему становилось плохо, когда в памяти всплывали события того утра.

При первой же проверке своих истинных чувств Эдвард вышвырнул Грасиано на улицу, не заботясь о том, как это повлияет на него. А Алисия молча смотрела, предпочитая лгать отцу, но не признаваться, что секс был по обоюдному согласию, что они были… нет, не влюблены. Этого не было. В то время он так думал, но он был глупым, наивным подростком, ищущим то, чего не существует.

Это были гормоны, похоть, желание, удовольствие и соблазн запретного плода, один из древнейших инструментов соблазнения всех времен. Он хотел ее, потому что не мог иметь ее. Любовь не была частью этого. Что касается Алисии, то она бросила его, позволив отцу обвинить его в изнасиловании и вышвырнуть обратно на улицу. Она тогда подошла ближе к отцу и взяла его под руку, давая понять, что не собирается говорить правду.

Она предала Грасиано. Он многому научился у нее и ее отца и с тех пор держал людей на расстоянии вытянутой руки, как будто от этого зависела его жизнь.

Он стиснул зубы, пристально наблюдая, как она вышла на сцену, проигрывая в памяти их диалог. Грасиано крепче сжал свое колено и сидел неподвижно, как камень, когда она подошла к кафедре.

– Добрый вечер! – Ее глаза окинули толпу. Она искала его?

То, что Алисия стала старше, было очевидно. Она стала более утонченной и женственной, ее поведение было гораздо менее озорным, чем у шестнадцатилетней девочки, за которой он бегал повсюду, как щенок, когда ему самому было всего восемнадцать. Ее волосы были все еще светлыми, собранными в элегантный хвост, который блестел, когда она вертела головой. Ее макияж был безупречен – та Алисия, которую он знал, никогда не пользовалась косметикой. Ее отец никогда не позволил бы это своей маленькой девочке.

Она была действительно красивой, но такой она была всегда. Несмотря на свою ненависть к ней, Грасиано почувствовал, как у него зашевелилось прежнее желание. Он хотел прикоснуться к ее нежным губам рукой, потом губами… Он тихонько выругался.

Прошло десять лет с тех пор, как они прикасались друг к другу, и с тех пор у него было достаточно женщин, чтобы знать, как удовлетворять потребности своего тела. Но это было другое.

Он не просто хотел Алисию.

Он чувствовал непреодолимое желание быть с ней, напоминать ей о том, что у них было общего до того, как вмешался ее отец и все разрушил. Он хотел заставить ее признать, что это что то значило. До этого момента он не осознавал, насколько ему нужно это признание.

Ее отец причинил ему боль, да, но предательство Алисии безвозвратно сломало что то внутри его. Она вела себя так, как будто он ничего для нее не значил, и неожиданно самым важным в жизни Грасиано стало заставить ее признать, что это не так.

– Спасибо всем, что пришли.

Ее голос слегка дрожал, и он задался вопросом, не нервничала ли она оттого, что встретила его.

– Уже четвертый год я организую ежегодный благотворительный аукцион «Макгивен Хаус», и это первый раз, когда я буду принимать в нем участие, – добавила она с улыбкой, явно обретая уверенность в себе.

Толпа громко зааплодировала. Она умиротворенно подняла руки, непринужденно обаятельная и скромная.

Он слегка наклонился вперед на своем стуле, не обращая внимания на людей за его столом, включая свою девушку, имя которой в тот момент он даже не мог вспомнить.

– Не бойтесь, я не буду ведущей этого вечера, – сказала она с тихим смехом, от которого тысяча стрел пронзила его кожу.