— Хорош-ш-шо, — прошипел он, нагибая голову и с трудом выговаривая слова из-за мешающих клыков. — Тогда я спрош-шу иначе…

Его фигура внезапно подернулась дымкой и словно бы поплыла, размазавшись в пространстве, как будто не могла удерживать стабильную форму. Человеческий облик начал сползать с него, как старая кожа, а из-под белесоватой пленки ненужного больше образа начали проступать совсем иные черты.

— Что скажешь теперь, Хель? — знакомым до боли урчащим голосом спросил Мессир, прижав меня к стене и наклонившись так близко, что я ощутила горячее дыхание на своем горле. — Хочешь увидеть свою мечту?

Я медленно покачала головой.

Не-на-вижу инкубов! Была б моя воля, уничтожила бы всех до единого. Мы, суккубы, тоже искушаем и обольщаем, однако мы меняемся для своего избранника целиком — внешне и внутренне, до мельчайших подробностей копируя то, что видим в чужой душе. Отдаемся новому образу полностью, без оглядки, пусть и на какое-то время. Но при этом мы не убиваем, а лишь ослабляем очарованных мужчин. Не отнимаем у них мечту. Не иссушаем душу.

Инкубы же забирают у тех, кто попался в их сети, почти все. Влезают в чужую шкуру, как паразиты. Бесцеремонно пользуются и сбрасывают отслужившую свое маску, как только в ней исчезает надобность. Они не умеют отдавать. Они лишь берут — жадно, бесцеремонно, нагло. Выпивают жертву, как оголодавшие вампиры, и оставляют после себя пустую, лишенную чувств оболочку.

— Посмотри на меня, Хель! — властно потребовал полукровка все тем же рыкающим голосом, и я неохотно подчинилась. — Смотри! Тебе нравится то, что ты видишь?!

Я на мгновение заглянула в холодные, лишенные каких бы то ни было чувств глаза цвета ночи. На знакомое до дрожи лицо с упрямо стиснутыми губами, на сильные плечи, покрытые белесоватыми чешуйками, полураскрытые крылья, которые не так давно были для меня надежной опорой, на мускулистый торс, на котором я знала каждую черточку… Едва не поддалась порыву коснуться неровного шрама на правой половине груди, но вовремя опомнилась. И, искривив губы в презрительной усмешке, честно ответила:

— Нет.

— Почему? — раздул ноздри принявший образ Темного Князя инкубовампир. — Он недостаточно для тебя хорош?

Я на это только усмехнулась.

— Боюсь, вы неверно ставите вопрос, Мессир. Важнее то, насколько вы хороши для меня.

— Вот сейчас и узнаем, — прошипел он, и на мои плечи обрушилась невидимая тяжесть.

Поверьте, мы не просто так считаем инкубов своими врагами: их любовные чары — единственные, что хоть как-то действуют на нас, а наши, соответственно, на них. Странная шутка природы — мы настолько похожи, что просто не можем не ненавидеть друг друга. И это многовековое соперничество усиливается тем, что наши силы не складываются, а умножаются, если кому-то вдруг удается завлечь в свои сети инкуба или суккубу. Получить такой трофей считается знаком наивысшего мастерства. Ярчайшим проявлением искусства обольщения. Недаром маменька обиделась, когда я уничтожила сразу две ее лучшие игрушки.

Не нужно гадать, почему инкуб нацелился именно на меня: моя темная ипостась для него — самая сладкая мишень. Порочная и податливая, умеющая соблазнять и готовая соблазняться сама… теми, разумеется, кого считала достойными. Да, моя светлая половина тоже была подвластна этим чарам, но от непоправимых ошибок ее уберегал Свет. Те самые незыблемые для Неба принципы — не убий, не возжелай, — которые даже очень могущественный инкуб не способен разрушить в одно мгновение.

— Поддайся мне, Хель, — жарко выдохнул инкуб и заурчал, искусно подражая Князю. — Пусть до утра, но ты моя. Все, что в тебе есть, готово это признать.