– Это мне понятно. Только как можно жить по-человечески, приехав нелегально в Америку? Без денег, без документов.
Судя по злости, вспыхнувшей в ее глазах, она хотела сказать что-то резкое, но передумала, какое-то время молчала, пытаясь найти ответ на мой вопрос. Наконец, ответила:
– Не могу прямо сейчас ответить на этот вопрос. Знаю только одно: у меня будет хорошая жизнь. Настоящая. Семья, дети, деньги, благополучие.
Ее голос, несмотря на мягкость и мелодичность, сейчас звучал жестко, при этом в нем чувствовалась уверенность девушки в себе и своих силах.
«С характером подруга. Что есть, то есть!»
– Надеюсь, что так и будет. Теперь расскажи мне, что говорили вам контрабандисты. Все, что можешь вспомнить.
– Матросы, что на яхте, много чего говорили и обещали…
– Нет, Оливия, не это мне нужно, – перебил я девушку. – Что ты можешь сказать про контрабандистов, которые вас встречали? Может, они называли какие-то имена или клички?
Девушка виновато улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Извини, но я тогда ничего не видела и не слышала, ожидая момента, чтобы прыгнуть в воду.
Какое-то время мы молчали, потом она, глядя на меня большими черно-бархатистыми глазами, тихо спросила:
– Ты мне поможешь?
Я усмехнулся:
– Сначала посмотрю на твое поведение.
В ответ она лукаво улыбнулась. Шедший до этого странный и непонятный разговор наконец вошел в привычное для нее русло.
В постели Оливия была живым огнем. Опаляя меня, она заставляла пылать меня огнем страсти. В ней было столько детской непосредственности, которая непонятным образом сочеталась с неподдельной страстью искушенной женщины, что я в какие-то моменты просто терял голову, становясь пятнадцатилетним подростком, впервые дорвавшимся до женского тела. Она с радостью брала у меня уроки любви, сразу же претворяя их в жизнь.
В номере было душно и жарко, несмотря на приоткрытое окно, и только душ спасал, смывая липкий пот с наших разгоряченных тел. Когда мы в очередной раз сидели, освеженные, на кровати, Оливия вдруг неожиданно встала, взяла простыню и в одну минуту соорудила себе из нее короткую юбку. После чего встав на середину комнаты, принялась танцевать, создавая для себя ритм мягкой и певучей песней на испанском языке. Импровизированная юбка, как я понял, была вызвана не порывом стеснительности, а нарядом для танца, который придавал ее стройной фигурке еще больше сексапильности. Пластичные движения ее молодого упругого тела завораживали меня. Каждое движение было полно изящества.
«Она, похоже, не врала. Умеет танцевать. Голос тоже есть».
Закончив танец под мои аплодисменты, она спросила:
– Тебе, правда, понравилось?
– Очень, девочка. Очень.
Она удовлетворенно кивнула головой и тут же без всякого перехода запела песню по-английски, в которой говорилось, что хорошие девочки отправляются на небеса, а плохие – куда захотят, при этом танцуя в ритме рок-н-ролла. Быстрый темп и раскованность движений просто заворожили меня, а когда от резких движений с ее бедер стала сползать простыня, внеся нотку эротики, я стал аплодировать девушке, уже откровенно восхищаясь как самой Оливией, так и ее мастерством.
Закончив танец, она, тяжело дыша, села на кровать. Ее обнаженная грудь бесстыдно уставилась на меня.
– Майкл, я тебе нравлюсь?
– Даже очень, девочка, но скажу сразу: за ручку по жизни тебя не поведу, а устроиться на первых порах помогу.
По ее лицу было видно, что не этого ответа она от меня ждала, но при этом приняла мои слова достойно.
– Мне и этих слов достаточно. Спасибо тебе, Майкл, – прижавшись, она потянулась ко мне губами. |