– Где ты живешь в Лас-Вегасе?

– В отеле «Оазис».

– Ты живешь в гостиничном номере? Почему твой опекун не снимает вам нормальную квартиру?

– Не знаю, но меня все вполне устраивает, миссис Вильсон.

– Ты хорошо учишься? Какие предметы тебе нравятся?

– Я не хожу в школу. Учусь сам.

– Как так можно? Это неправильно! Послушай, Майкл, ты сейчас закладываешь основы своей будущей жизни. Ты это понимаешь?

«Вот зануда, – почти по-детски подумал я о миссис Вильсон. – Интересно, что бы она сказала, узнав, что сейчас воспитывает сорокалетнего мужика».

– Понимаю.

В моем голосе не было ни малейшего следа раскаяния. Она это почувствовала.

– Пойми, твоя вольная жизнь сейчас кажется тебе легкой и привольной, но на самом деле она ничего тебе не дает. У тебя должна быть цель, к которой ты должен стремиться. Скажи мне, какая у тебя цель в жизни?

Мне не очень хотелось ехать на эту встречу. Просто так сложились обстоятельства, что было проще согласиться, чем отказаться. Вот только я никак не думал, что с самого начала разговора меня начнут учить и воспитывать, но при этом прекрасно понимал, что эта женщина задает мне все эти вопросы из добрых побуждений. Только поэтому я ответил так, как сказал бы каждый второй американский подросток:

– Стать миллионером.

Услышав этот почти детский ответ, женщина слегка улыбнулась.

– А что этот заветный миллион придется заработать тяжелым трудом, ты об этом не думал?

От ответа меня спас стук входной двери, а затем в комнату вошел сенатор. Жена бросила на него вопросительный взгляд, но Вильсон только отрицательно качнул головой. Даже мне стало понятно: никаких новостей о пропавшем сыне он не принес. Лицо женщины словно накрыла туча, но она взяла себя в руки.

– Ты ел, дорогой?

– Спасибо, моя хорошая, ел, – сенатор сел, с минуту смотрел на меня, потом сказал: – Ты действительно очень похож на нашего сына.

– Ты знаешь, Генри, он сирота. Его родители погибли год тому назад.

– Сирота? И приехал отдыхать сюда, в Майами?

Я почувствовал, как сенатор напрягся.

– Нет, Генри… – и женщина рассказала мужу, что услышала от меня.

– Сирота. Лас-Вегас. Опекун – начальник службы безопасности большого отеля. Я ничего не упустил? И наша неожиданная встреча. Хм. Может, она уже и не такая неожиданная?

Взгляд сенатора стал цепким и подозрительным. Мне была понятна его настороженность. Он же политик высокого ранга, а значит, во всем должен видеть ловушку для себя, потому что у таких людей должна быть тьма-тьмущая врагов. Судя по словам Шпица, он там, в Вашингтоне, залез довольно высоко, а следовательно, желающих спихнуть с пьедестала и занять его место уже выстроилась длинная очередь. Я тут же озвучил свои мысли:

– Это чистая случайность, сэр. Впрочем, у вас есть право подозревать меня. Вы сенатор, занимаете видное место в обществе, а значит, у вас есть могущественные враги, которые захотят использовать эту ситуацию в свою пользу. Я все правильно изложил?

– Даже очень правильно, что наводит на определенные подозрения, и вообще у меня складывается мнение, что я говорю не с пятнадцатилетним подростком, а со взрослым человеком.

– Извините меня, но я лучше пойду. При вашей подозрительности у нас вряд ли выйдет нормальный разговор.

– Погоди, парень, – остановил меня сенатор. – Мне очень хочется верить, что ты здесь ни при чем.