Если это заслуга его опекуна, то он мне уже нравится, – сенатор повернулся ко мне. – Майкл, я знаю, что ты тоже пережил большое горе. Прими наши искренние соболезнования.
– Генри, что не так с родителями Майкла? Я же вижу, что ты что-то от меня скрываешь!
– Их убили люди Микки Коэна, – вместо сенатора ответил я.
– Коэна? Гангстера из Лос-Анджелеса? Я слышала, что там была какая-то страшная история, когда убили много людей.
– У тебя хорошая память, милая.
– Бедняжка, – негромко сказала миссис Вильсон. – В твои годы потерять родителей – это невероятно тяжело. Мы от всей души сочувствуем тебе в твоем большом горе.
– Большое вам спасибо, – поблагодарил я, при этом чуть наклонил голову.
Мне нравились эти люди. Сенатор был из тех прямых и жестких людей, которые при необходимости проявят гибкость, но при этом предпочитают схватку с противником лицом к лицу. Мария выглядела женщиной довольно строгих правил, но нетрудно было увидеть, что она верная жена и любящая мать.
– Майкл, а у тебя есть мечта?
Только я собрался попрощаться и навсегда исчезнуть из их жизни, как моему намерению помешал новый вопрос миссис Вильсон. Если говорить честно, мне все меньше нравились ее вопросы и бросаемые на меня заботливо-внимательные взгляды. Я сделал серьезное лицо и сказал:
– Ничего не могу сказать вам, леди, так как еще не определился в жизни. Как мне говорит дядя Макс: не мечтай попусту, а определяй для себя ближайшую цель и иди к ней. Так ты рано или поздно найдешь дело, которое будет тебе по душе.
– Твой Макс правильно говорит, – поддержал меня сенатор. – Вот что значит настоящий американец. Знаешь, парень, а я действительно не прочь познакомиться с твоим опекуном.
– Скажи, Майкл, а у твоего опекуна есть женщина? – неожиданно поинтересовалась миссис Вильсон.
– Есть. Ева Нельсон. Она владеет юридической конторой.
– Вот об этом я и говорю! – торжествующе воскликнула сенаторша. – У него своя жизнь!
Возможно, будет семья, а затем и дети появятся. А что будет с Майклом?
Теперь и Вильсон понял, куда клонит его жена.
– Мария, не надо вмешиваться в чужую жизнь, – он сказал это веско и твердо. – Это неправильно.
После его слов женщина сразу поникла:
– Да. Да, я не права. Просто подумала… Извините меня. Я сейчас приду.
Прижав к глазам платочек, она встала и торопливо удалилась в спальню. Сенатор тяжело вздохнул, глядя на уходящую жену, потом посмотрел на меня:
– Знаешь, парень, как тяжело ждать и надеяться на то, что он возьмет и вдруг появится, а вместо него появился ты.
Я ничего не стал говорить, хотя бы потому, что мои слова не были нужны убитому горем отцу. Несколько минут прошло в молчании, потом я осторожно сказал:
– Сэр, я, наверно, уже пойду.
– Хорошо. Только жена сейчас выйдет, попрощаетесь.
– Да. Обязательно.
– Кто этот Шпиц, с которым ты стоял? – спросил меня сенатор, но не из любопытства, а для того, чтобы не сидеть молча.
– Журналист местной газеты.
– Что вас обоих, интересно, связывает?
– Он мне помогает в расследовании убийства Томаса Райта… – и я коротко изложил о деле, но не стал озвучивать выводы.
– Ты серьезный человек, Майкл Валентайн, и у тебя настоящее, мужское понятие о дружбе. Ты истинный американец, настоящий гражданин своей страны!
«Ох уж эти политики, – усмехнулся я про себя. – Даже в обычном разговоре цитаты из своих речей выдают». |