Почему-то природа наградила нас способностью крепко держаться за близких людей. И если в этом будет необходимость, драться за них насмерть.
«Что ж, иногда жизнь заставляет это делать», – подумала я философски.
Трудность состояла в том, что общаться открыто мы не могли.
Димка жил в другом городе. С Инкой мы жили в одном дворе, но это проблемы не снимало.
Наоборот.
Это создавало дополнительную напряженность.
Когда мой формальный папаша, которого я сейчас называю «Александр Яковлевич», больше не мог игнорировать наше невероятное внешнее сходство, нас с Инкой развели по разным баррикадам.
Точнее говоря, попытались развести. Но этого не получилось.
Мы упорно продолжали общаться, хотя нам приходилось делать это тайно. Так, чтобы не попадать под перекрестный огонь, которым обменивались наши законные и незаконные родители.
И эта война, перенесенная в детские комнаты, сплотила нас так, как не сплачивает никакая дружба.
Ирка не была нашей кровной сестрой.
Не знаю, почему у нашего папочки не дошли руки до ее мамочки, но они по какой-то причине до нее не дошли.
Захлопотался, надо полагать.
Мы знали это совершенно точно, потому что сделали тест ДНК, в надежде установить наше с Иркой кровное родство. И получили отрицательный ответ.
Честно говоря, Ирку эта новость ужасно расстроила. Зато она была нашей сестрой по духу, если не по крови, поэтому разницы между ней или Инкой я не делала.
Или между Иркой и Димкой.
Вот так, скрываясь от родителей, пригибаясь к земле, чтобы не задела шальная пуля, мы образовали наше тайное надежное братство.
Моя мудрая бабушка, Анна Львовна, разделив свои деньги между мной и своим сыном, оставила для меня письмо, в котором советовала поделиться с Инкой.
В этом же письме она с бесконечной деликатностью сообщила мне о том, что я давно знала.
О том, что у меня есть сестра.
Но я считала, что у меня не одна, а целых две сестры и один брат. Этот факт только радовал мою душу.
Поэтому свою долю наследства я разделила на четыре части. Все получили равные куски пирога.
Кроме Димки.
Все, что мы могли для него сделать сейчас, – это по-человечески похоронить.
И мы это сделаем. Даже если придется перерыть этот проклятый лес собственными руками.
Я вздохнула и сжала руки в кулаки.
Поэтому я и приехала сюда. Не только из-за дружбы. Меня привело гораздо большее: родство по крови.
– Поменяй фамилию, – сказала мне Инка примерно два года назад. – Будешь Авдеева, как и я. Это твоя настоящая фамилия, ее и носи.
Но я подумала и отказалась.
Отказалась из-за чувства бесконечной признательности к моей бабушке, у которой хватило любви на чужого ребенка, не приходившегося ей внуком.
На меня.
Ее фамилию я и буду носить до тех пор, пока не умру. Особенно сейчас, когда любой фашиствующий ублюдок может посчитать смену моей фамилии своим личным достижением.
Я встала, подошла к выключателю и погасила боковые светильники.
Угли догорали в камине, пространство перед ним освещалось тревожным багровым светом.
Когда-то один умный человек по имени Архимед сказал следующее:
– Дайте мне точку опоры, и я переверну мир.
Мы с Инкой даже выучили смешное пародийное стихотворение на эту тему. Оно нам очень нравилось, хотя имя автора я со временем забыла.
Но сейчас я думаю вот о чем: какую точку опоры имел в виду Архимед?
Механическую или моральную?
В детстве мы с Инкой считали, что он имеет в виду обыкновенный рычаг, точка опоры которого находится где-то в пространстве. Мы даже проводили научные опыты, используя в качестве земного шара футбольный мяч, а в качестве рычага – хоккейную клюшку. Повернуть мир в такой игровой пропорции оказалось необыкновенно легко. |