Маттиас Эдвардссон. Не самые хорошие соседи
Это роман. Любое сходство с реальными соседями или жилыми районами случайно
1. Mикаэль
После катастрофы Пятница, 13 октября 2017 года Я открываю дверь и тут же слышу сирену. Слоняющиеся на школьном дворе ученики, заметив меня, машут руками: — Хороших выходных! Закрепляю спортивную сумку на багажнике, ноутбук в чехле кладу в переднюю корзину. Через минуту я уже в туннеле под «большой» дорогой, отпускаю педали, и ветер обдувает мне лицо. На краю тротуара сидят две подружки Беллы по детскому саду. Прикрывая ладонями рты, они ухают, как совы. Звук отражается в туннеле эхом, и девчонки хохочут. На подъеме мышцы ноют от напряжения, но я сбавляю скорость, только когда меня пробивает пот. На поле для игр лежит забытый кожаный мяч, ветер раскачивает качели на детской площадке. Я здороваюсь с хозяйкой пуделя, который задрал лапу у фонарного столба. Звук сирен приближается. Смотрю по сторонам, но отблесков синих спецсигналов не вижу. У нас здесь нет автомобильного проезда, утопающий в зелени коттеджный поселок окружен только пешеходными и велосипедными дорожками. Это, кстати, одна из причин, почему мы переехали в Чёпинге. Дети тут добираются в школу и к друзьям на велосипедах и могут вообще не следить за дорогой. Глубоко вдыхаю. Прохладный осенний воздух заполняет легкие. Свобода, впереди выходные, никаких обязательных дел. Я давно мечтал отпустить все и просто ощутить, что я есть. Буду общаться с семьей. Захочу — потрачу пару часов и подстригу изгородь, как обещал. Впрочем, это легко подождет до весны. На повороте замечаю ближайших соседей — Оке и Гун-Бритт. Идут рука об руку, быстрыми шагами. Я не видел их несколько дней. Здесь всегда так — с ранней осени и до поздней весны все закрывается и все исчезают. И только в апреле снова начинается какое-то шевеление — рассеиваются холодные туманы, воздух пахнет пыльцой, во дворах появляются щедро смазанные солнцезащитным кремом дети с мячами и самокатами, у всех на головах бейсболки. Тарахтит первая газонокосилка. В садах фланируют приклеенные к телефонам мамы в крутых солнечных очках и папы с рыхлыми животами, вываливающимися из слишком узких шорт. На три месяца коттеджный поселок превращается в курорт с батутами и надувными бассейнами. Кажется, будто прибавили громкость, а дни становятся длиннее. И так до августа, пока не начинается школа. А дальше — ветры, листопад, ранние сумерки, дожди и тишина. Все живое и цветущее забывается, и не верится, что когда-нибудь снова станет светло. Вот и наши соседи-пенсионеры запирают за собой калитку — уже слишком темно, чтобы оставлять ее открытой. Оке немного задерживается на улице, он готовит сад к зиме, дорожки вымыты, все углы вычищены от паутины, садовая мебель обтянута пленкой с аккуратностью, которой позавидовал бы любой музейный работник. В окне тут же появляется любопытная физиономия Гун-Бритт. Она бдительно следит за всем, что происходит в саду. Ни один листик не пролетит мимо незамеченным. — Добрый вечер! — кричит Гун-Бритт, когда я подъезжаю ближе. Я сомневаюсь: остановиться поговорить или проехать. Больше всего мне хочется поскорее оказаться дома. Но тут из калитки на велодорожку выходит Оке, и все-таки приходится затормозить. — Вы слышали удар? — спрашивает он. — Похоже, там авария, — сообщает Гун-Бритт. Я снимаю одну ногу с педали и опираюсь на нее. — Авария? — Вы же слышали сирены? — спрашивает Оке, а Гун-Бритт жестом изображает витающий у нас над головой звук. — Это где-то рядом? — Кто его поймет, — отвечает Оке и кивает в сторону нашего дома. |
