— Я не хотел, — ошеломленно повторял он.

— Нет, — хриплым голосом проговорил Фессье. — Нет… Нет!

Прозрачное вещество вокруг человечка таяло. Растворитель стремительно разъедал его, подбираясь к корявой, похожей на маленький корешок фигурке, которая неподвижно стояла внутри глыбы. Впрочем, это больше не была глыба. Она превратилась в изъеденный, неправильной формы камень, все уменьшающийся и уменьшающийся в размерах.

А потом он снова начал расти.

Одна сияющая грань за другой, кристалл нарастал вокруг человечка. Это не заняло много времени. Мерцающее сияние вспыхнуло и померкло, и на кофейном столике вновь стояла прозрачная глыба в ее первозданном виде, без каких-либо видимых изменений, с маленькой фигуркой, похожей на корень мандрагоры, внутри.

На крошечном сморщенном личике была… ярость. Жгучая ярость, малиновым огнем полыхнувшая в глазках-бусинках. Испепеляющий взгляд переместился с потрясенного Макинтайра на Фессье, затем обратно на Макинтайра. Ярость вспыхнула и померкла. Маленькие глазки потускнели, похожее на корень мандрагоры тельце, на миг, казалось, затрепетавшее пугающей жизнью, обмякло.

В разум Фессье вяло просочилась мысль сверхиГланна.

— Не вышло, — была эта мысль, — Опять не вышло. Когда снова настанет час, надо действовать быстрее. Если меня не уничтожить очень быстро, прежде чем я успею приспособиться, уничтожить меня невозможно.

Следом за ней появилась еще одна мысль, медленнее и спокойнее предыдущей:

— Позволяю тебе забыть об этом. Ты подвел меня, но я дарую тебе забвение.

Петроний рассказывает о Сивилле, которую держали в стеклянной бутылке. Она была очень-очень стара. Когда школяры собирались вокруг и стучали по бутылке, они задавали вопрос: «Сивилла, чего ты хочешь?» И Сивилла отвечала: «Умереть».

СверхиГланн не оправдал ожиданий своих создателей. ИГланны наделили его неуязвимостью и приспособляемостью, какой только могли, но иГланны не принадлежали к виду homo sapiens. Им не под силу было дать ему способности, какими не обладали они сами. Они могли лишь усилить таланты собственной расы. Они не обладали воображением. Не обладали творческим мышлением. Возможно, они вымерли потому, что подсознательно не хотели найти способ выжить. Никто и никогда не узнает этого наверняка.

В глубинах подсознания сверхиГланна прочно засел инстинкт самосохранения, молниеносная реакция на непосредственную опасность, приводящая в действие его приспособляемость. Вопреки его собственному желанию.

Он был стар, этот маленький, сморщенный, коричневый корешок мандрагоры, и не способен к творчеству, даже умозрительному. Он хотел умереть. В других континуумах, к которым он имел доступ, и на Земле, на протяжении всей ее истории, он искал орудие, которое мог бы обратить против себя самого. Он не знал, что такое сон. Сивилла в бутылке была очень-очень стара.

Но его возможности были ограниченны. Находясь среди людей, он мог бы заставить их экзотическую расу служить своим целям, но он не был сверхчеловеком. Он мог лишь проследить вероятные пути развития человечества и попытаться оказаться в таком месте, где это орудие поразит его.

И он пытался. Пытался раз за разом. Он испробовал все существующие средства. Теперь сверхиГланн искал новое, искал окольными путями, на кружных тропах человеческих отношений. Сеть, которую он сплел для Сью и Фессье, была лишь одной из множества других, и каждая ее ниточка была накрепко привязана к какой-то с виду незначительной мелочи. Но когда сеть была завершена, стоило лишь потянуть за самый кончик, как все сооружение заколыхалось и в ее замысловатых переплетениях проступил четкий узор.

Сью должна надеть зеленую шляпку, провести потрясающую рекламную кампанию и устроить вечеринку в квартире Пончика Кука.