— Нет. Тип, которому я показал конверт, не смог расшифровать текст, несмотря на то, что съел собаку на восточных языках.

— Больше никто не приходил?

— Никто.

— Срочно позвони секретарше и попроси ее снять объявление!

— Не стоит, я сам снял его перед тем, как уйти.

— Молодец!

Мы идем пропустить стаканчик в компании воркующих голубков. Берю уже вошел в форму и флиртует на газоне со своей кралей в бомбоно.

— Мне кажется, что я и вправду неотразим, — доверительно шепчет он мне. — Она сказала, что я мужчина ее мечты. Она любит полных и сильных мужчин со шрамами и грубыми манерами, короче говоря, таких как я.

Через секунду он встает и просит разрешения позвонить по телефону. Я выбиваю из него признание:

— Ты собираешься звонить Берте?

— Да, — признается он, краснея, — на этот раз моя песенка спета, Сан-А. Я думаю, что эта женщина создана для меня, ну а я как-нибудь привыкну к японскому образу жизни.

Я пытаюсь урезонить его, но Толстяк неумолим и не хочет ничего слышать.

— Начать с того, что ты не сможешь работать здесь по специальности, Берю!

— Ничего, я сменю её.

— И чем же ты займешься?

— Буду вести курс лионской любви в школе гейш!

— Потерпи со звонком хотя бы до завтра.

— Нет!

— Да! — рычу я. — Нас, скорее всего, уже разыскивают, и, если ты закажешь разговор с Францией, нас наверняка засекут. Я запрещаю тебе звонить, Берю! Это приказ! Он покоряется.

— Ладно уж, я подожду. Но если ты считаешь, что я передумаю, то заблуждаешься, как блудный сын!

Тут нарисовывается врач, дружок Рульта. Это молодой энергичный блондин. Рульт просит его осмотреть пострадавшего, не задавая лишних вопросов. Лечилка слегка дрейфит, но соглашается.

Мы присутствуем при осмотре папаши Бяку-Хамури. Доктор хмурится:

— Ну и ну!

— Трещина черепа? — спрашиваю я.

— Нет, но серьезная травма. Он потерял много крови?

— Порядочно.

Не говоря ни слова, лекарь делает укол, чтобы поддержать мотор старого хрыча.

— Ему требуется сделать переливание крови. Но для этого его необходимо госпитализировать.

— Сейчас это пока невозможно, — заверяю его я. — Не могли бы вы сделать переливание прямо здесь?

— Это весьма сложно.

— Надо, доктор, — вздыхает Рульт. — Мы влипли в это дело по самые уши, и, если вы проговоритесь, нам их попросту отрежут!

Он улыбается.

— Хорошо. Я должен определить его группу крови.

И он приступает к анализу.

— Первая группа! — объявляет он. — У кого из вас такая же?

— Наверняка, у Берюрье! — восклицаю я. Мы зовем Толстяка. Нам не удается сразу найти его, так как он заперся в комнате Барбары. Он выходит из нее нетвердой походкой, перемазанный губной помадой, как баранья ножка — горчицей.

— Ну, что там еще? — ворчит мой доблестный помадоносец. — Нельзя уж и поговорить наедине с дамой! Без того, чтобы кто-то не обломал тебя в самый ответственный гинекологический момент!

— Ты хочешь сказать «психологический»? — предполагаю я.

— Да пошел ты подальше со своими поправками, Сан-А! Ну, чего ты хочешь?

— Твоей крови!

— Хватит валять дурака, и говори, чего тебе надо!

— Я повторяю: Твоей крови!

— На кой ляд?

— У тебя какая группа?

— Первая.