Прием окончен. Мы уже встали, но Толстяк как будто прилип к своему стулу.

— Послушайте, — бормочет он, — я всё-таки должен вам сказать об этом. Когда я отвозил письмо старине Бяку, я содрал марку для своего маленького племянника… Я не знал, что она стоит целое состояние. Но я думаю… Да, пожалуй…

Он вытаскивает из своего кармана видавший виды лопатник, из которого в свою очередь извлекает на свет прищепку для брюк на случай езды на велосипеде, пуговицу от гульфика, серебренный цветок сурепки от гейш и, наконец, бесценную марку.

Мы хлопаем себя по ляжкам.

— Ну вот, — говорит Старикан, — теперь придется пополнить секретный фонд государственных ценностей, так как мы не можем официально вернуть марку японскому правительству.

Он с любопытством разглядывает цветок сурепки и спрашивает Берю:

— Где вы его взяли, Берюрье?

— Меня им наградили, — смущенно лепечет Толстяк.

— Примите мои комплименты, — говорит Старикан.

— Как, разве вы знаете, кто награждается этим знаком отличия, патрон?

— Я знаю буквально все, мой дорогой друг, — лукаво улыбается он.

Толстяк радостно смеется:

— А Сан-А удостоен высшей награды — «Золотого лотоса»!

Босс награждает меня сияющим от неподдельного восхищения взглядом.

— Вот как! Я искренне рад иметь среди своих коллег настоящих мужчин, чьи неоспоримые достоинства заслужили столь высокую оценку за рубежом!