Марисала подняла на него грустные глаза.

— Мне там нет места, — повторила она.

— Для этого ты и поехала учиться, — возразил Лайам. — Чтобы найти свое место и решить, чего ты хочешь от жизни.

— Я и так знаю, чего хочу. Хочу одеваться так, как мне удобно, и говорить то, что думаю. И еще хочу, чтобы Сантьяго прекратил следить за каждым моим шагом, будто я неразумный ребенок!

— Послушай, все, что тебе нужно, — доказать Сантьяго, что ты изменилась. Ты должна научиться вести себя не только так, как сейчас, но и иначе. Носить платья, делать прическу и вести светскую беседу не всегда, а только когда понадобится. Ты не должна меняться — достаточно лишь притвориться, что ты изменилась.

— Как делаешь ты сам? Прячешь свои чувства за этой вечной улыбкой? — Она крепко сжала его руку и пытливо взглянула ему в глаза. — Неужели тебя это устраивает? И ты не чувствуешь себя лжецом?

Лайам, изумленный ее проницательностью, не знал, что ответить.

— Нет, — твердо ответил он наконец, хотя никогда прежде об этом не задумывался. Неужели он скрывает свои чувства… — Нет, — повторил он. — Я ничего не скрываю. Но, знаешь ли, есть время говорить и время молчать.

— Ты и этому собираешься меня учить? — спросила она, пристально глядя на свои сжатые кулаки. — Молчать и соглашаться?

— Когда я говорил с Сантьяго, — тихо ответил Лайам, — он сказал, что месяца через два собирается в Бостон. Я хочу, чтобы ты показала ему представление. И могу научить тебя, как это сделать. Если ты произведешь на него должное впечатление, он прекратит следить за каждым твоим шагом.

— Ты предлагаешь мне сдаться?

— Нет, победить с помощью военной хитрости.

Марисала вздохнула.

— Что ж, похоже, у меня нет выбора.

Лайам взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Выбор есть, — ответил он. — Я помогу тебе сделать выбор. Потому что, что бы ты ни говорила, мы друзья. И всегда останемся друзьями. И ты прекрасно знаешь: если бы мне пришлось серьезно выбирать между тобой и Сантьяго, я, не раздумывая, выбрал бы тебя.

Марисала прижалась щекой к его ладони.

— Прости, что я назвала тебя крысой, роющей нору в конском навозе.

Лайам поспешно отдернул руку и попытался подавить острый прилив желания шуткой.

— А сейчас притворяешься ты.

Но Марисала встала и, поймав его руку, поцеловала поочередно каждый палец. Лайам застыл, словно окаменев, подвластный ее искреннему порыву.

Сейчас он не смог бы отдернуть руку, даже если бы от этого зависела его жизнь.

— Мне действительно очень жаль, — прошептала она. — Прости меня, пожалуйста!

Марисала отпустила руку — и на секунду Лайам почти поверил, что испытал облегчение. Однако, когда она подошла ближе и коснулась его щеки, он не мог больше противиться истинной природе своих чувств. Ему отчаянно, до боли в губах хотелось ее поцеловать!

— Мы друзья, — повторила она. — С тобой я могу говорить все, что хочу. И ты тоже.

— Хорошо, — кивнул Лайам, все яснее понимая, что Марисала права. Он действительно лжец. Сколько раз он мечтал поцеловать ее — но ни разу об этом не сказал. Просто не смог.

И в этот миг Марисала обняла его — обняла крепко, по-дружески.

Лайам уткнулся лицом в шелковистую массу ее волос. Он чувствовал прикосновение ее упругой груди, стройные бедра… он чувствовал все.