Я кивнула. По сути дела, я выросла с текстом положения об управлении собственностью, или «Траста Эшли». Его составил один из моих предков, некий Джеймс Кристиан Эшли, который унаследовал владения в 1850 году. Это был дальновидный человек: даже в вольготные викторианские дни он видел, что могут прийти времена, когда владельцы такого места, как Эшли, могут испытать трудности в сохранении того, что он, Джеймс Эшли, считал национальным достоянием, и даже сами попытаются распылить свои владения. Вот это-то Джеймс Кристиан и хотел предотвратить. Он составил положение о трасте, согласно которому, хотя само поместье должно переходить к ближайшему родственнику мужского пола, никакая часть «указанной усадьбы» не может быть продана или передана в другие руки, кроме как с письменного согласия всех взрослых потомков Эшли, существующих на момент предполагаемой передачи.

Мой дед Джеймс Эмори в сговоре со своими братьями и одним дальним родственником умудрился продать отдаленные фермы, граничащие с шоссе, и получить ничтожную сумму за несколько лугов – предмет вожделения для Мидландской железной дороги, – и доходы позволяли содержать поместье в приличном состоянии, пока заморозки в конце концов не перешли в убийственные морозы Второй мировой войны. С тех пор, если не считать фамильного серебра, тоже проданного с согласия родственников, все, что продавал мой отец, было куплено или получено в приданое после 1850 года и, следовательно, не входило в траст. Если бы моим троюродным братьям вдруг понадобились деньги, не знаю, где бы им пришлось наскребать их. Мистер Эмерсон продолжал:

– Никакой спешки нет. Мы можем снова встретиться, когда вы будете менее, э-э, стеснены.

Я знала, что Вальтер Готхард рассказал ему о моем бизнесе с поместьем. Эмерсон деликатно замял это.

– Кроме того, существует завещание вашего отца. Он говорил мне, что вы видели копию и знаете, что там написано. Завещание охватывает все не входящее в майорат и не подпадающее под положение о трасте. Самой важной статьей является коттедж, где вы сейчас живете. Он вместе с парком, яблоневым садом и полоской земли вдоль озера был приобретен после заключения траста и, следовательно, не подпадает под его действие. Все это остается за вами. Завещание имеет прямую силу. Может быть что-то такое, что вы захотите оспорить впоследствии, но в настоящий момент не пожелаете ли оставить надзор за всем мне? Установить, какие есть документы, разобрать корреспонденцию вашего отца? Или его письма вы просмотрите сами?

– Личные – да, хотелось бы просмотреть. Но я буду рада, если все дела вы возьмете на себя. Мистер Эмерсон...

– Да, мисс Эшли?

– Папа ничего не писал вам в последнее время? Я имею в виду в последние дни.

– Нет. – На мгновение он перевел взгляд на свои ногти, потом снова посмотрел на меня. – Если быть точным, вчера я разговаривал по телефону с доктором Готхардом.

– О, и он тоже спрашивал о письме?

– Да.

– И рассказал о бумаге?

– О бумаге?

– О записях, которые он сделал со слов папы перед его смертью.

– Ах, да. Конечно, он не сказал мне, что говорил ваш отец. – И с внезапной сухой чопорностью мистер Эмерсон добавил: – Это был телефонный разговор.

– Я хотела спросить вас и об этом. Большую часть мы с герром Готхардом не смогли разобрать, но там есть одна фраза, относящаяся к вам, и мы думали, вы сможете ее прояснить. Я сделала для вас копию. Вот.

Эмерсон взял лист бумаги и пробежал по строчкам, потом быстро взглянул на меня, еще раз прочитал записи, помедленнее, и еще раз.