– Боюсь, что да. Я думаю, вы правы, что так серьезно к этому отнеслись. – Он положил лист на стол перед собой. – Что бы ни занимало вашего отца в такое время... – Он не договорил. Его глаза снова пробежали по строчкам, и, нахмурившись, мистер Эмерсон еще минуту читал. Потом быстрым движением, словно решил покончить с этим, выдвинул ящик стола и спрятал листок. – Вы сегодня уезжаете в Эшли?

– Да, во второй половине дня. Мистер Эмерсон, в каком состоянии сейчас поместье? Мне еще открыт доступ туда?

– Разумеется. Естественно, ничего нельзя уносить и продавать, но это по-прежнему ваш дом, пока завещание вашего отца не будет должным образом подтверждено и владения не перейдут в другие руки. – В его глазах мелькнул огонек. – Божий суд работает молниеносно по сравнению с нашими законами.

– Да, говорят. А как с «воротилами»?

– Простите, с чем?

– Извините, это сорвалось. Так папа называл Андерхиллов.

Он рассмеялся.

– Все предусмотрено. Они сняли помещение на год, срок истекает в ноябре. Мистер Андерхилл звонил мне и выразил готовность съехать прямо сейчас, если так вам будет угодно, но я сказал, что, наверное, вы и ваши родственники предпочли бы все оставить как есть, по крайней мере пока. Дела будут утрясаться несколько месяцев, а так хотя бы кто-то присмотрит за поместьем. Вы согласны?

– В таких делах я полагаюсь на вас. Для меня это вполне приемлемо.

– Ну и хорошо. Ваш брат Эмори тоже согласился. Он поговорил со своим отцом. Вы знаете, что мистер Говард Эшли болен? Да, конечно... – Он снова прокашлялся. – Видите ли, я понимаю, что вам не терпится вернуться в Эшли, но вы действительно хотите жить там одна? Моя жена и я были бы счастливы, если бы вы согласились провести несколько дней у нас... Она сама предложила мне попросить вас, так что будьте уверены, я за это не положу голову на нашу домашнюю плаху на кухне.

– Большое спасибо, мистер Эмерсон. Это страшно любезно с вашей стороны, но если честно, вам не стоит беспокоиться. Мне будет хорошо, правда.

Я не добавила, что не буду там одна. Я никогда не бываю одна.

Я еще раз поблагодарила его, тронутая добротой этих людей, хорошо знавших моего отца, но совершенно не знакомых со мной. Он отмахнулся от моей благодарности.

– И все же я оставлю вам мой телефон – не конторы, его вы знаете, а домашний. Думаю, ближайшие недели окажутся для вас нелегкими, и хочу заверить вас, что мы – моя фирма – будем, как и раньше, работать на Эшли – то есть в будущем на Говарда Эшли – и сделаем все, чтобы вам помочь. Я понимаю, это само собой разумеется, но все-таки следует сказать.

– Вы очень добры.

– Надеюсь, я ясно выразился: я имею в виду не только юридическую помощь. Кстати, как вы предполагаете сегодня добраться до Эшли? У вас есть машина?

– Нет, я приехала на поезде. До Эшли я доберусь автобусом. Он останавливается в тупике за церковью.

– А как вы вернетесь?

– Возьму мопед. Он в сарае на ферме.

– А багаж? Если вы собираетесь завтра снова занять коттедж...

– У меня немного вещей, большая часть осталась на Мадейре. Но Роб Гренджер позаботился об этом. У него есть машина.

Эмерсон кивнул. Мы поговорили еще недолго. Казалось, он не переставал беспокоиться из-за моего решения остаться одной в коттедже, и мне потребовалось время успокоить его.