Не потребовалось много времени понять, что за мной ухаживают. Хотя вначале поверить в это было трудновато. В моем-то возрасте! Но я сама знавала очень удачные пары, сочетавшиеся браком на закате дней, – одиноких вдовцов с общими интересами, решивших скрасить оставшиеся годы совместной жизнью и выглядевших при этом вовсе не так смешно, как могло бы показаться на первый взгляд.

От своего сына Тома я ожидала насмешек и неприязни к Фолксу. О подобных вещах много понаписано. Поэтому меня приятно поразило, когда они поладили с первой же встречи, но еще более я удивилась, когда Том рассказал мне, что мистер Фолкс осведомился у него, не станет ли тот возражать, если он, Фолкс, попросит моей руки. Том ответил, что не только не станет возражать, но, напротив, считает эту мысль замечательной, избавляющей нас обоих от одиночества наедине с одними лишь генеалогическими увлечениями.

Что касается прошлого Фолкса, то он сразу же выложил мне всю свою историю. Он происходил из состоятельной семьи, жил на севере штата Нью-Йорк, был биржевым маклером в Олбени и ушел на пенсию. Шесть лет назад у него умерла жена, детьми их Бог не благословил, и он остался совершенно один.

Последующие три месяца скучать мне, поистине, не приходилось. Мистер Фолкс – Джеральд – сопровождал меня повсюду на концерты, в музеи, театры – и мы довольно хорошо узнали друг друга. Он всегда был очень вежлив и задумчив; и виделись мы почти каждый день.

За это время собственные мои генеалогические изыскания пришли в полное запустение. Я была слишком увлечена своими делами, мысли мои занимал Джеральд, а не члены семьи, давным-давно отошедшие к праотцам. Заинтересовавшие меня сообщения в “Генеалогическом журнале” так и пропали втуне; я не написала ни единого письма. А те, которые получала я, лежали на моем столе нераспечатанными. И так продолжалось, покуда развивались наши отношения.

Через три месяца Джеральд наконец решился.

– Я уже не молод, Генриетта, – сказал он, – не особенно красив (на самом деле он был, конечно, очень привлекателен), не очень богат, хотя и скопил достаточно средств к своим преклонным летам. Могу предложить вам, Генриетта, лишь самого себя – верного и надежного друга.

Превосходное предложение! После девяти лет вдовства мне и во сне не могло присниться снова стать супругой, да еще такого очаровательного джентльмена!

Естественно, я сразу же дала согласие и стала звонить Тому, чтобы поведать ему радостную новость. Том со своей женой Эстеллой устроили маленький праздник по поводу нашей помолвки, и мы принялись строить планы. Поженимся мы через три недели. Слишком скоро? Да, но чего же тянуть? А медовый месяц можно провести в Вашингтоне, где мой старший сын, Роджер, занимает ответственную должность в Государственном департаменте. После чего вернемся в Бостон и обоснуемся в прелестном старинном доме на Бикон-Хилл, который как раз продается и который мы приобретем сообща.

Ах, эти планы! Перспективы! Как по-новому наполнились недавно еще пустые дни моей жизни!

Последнюю неделю я была поглощена хлопотами в старой квартире на Ньюбери-стрит. Пока мы будем в Вашингтоне, Том взялся перевезти мои пожитки в наше новое жилище. И оставалось еще множество всяких дел по хозяйству, за что я и принялась с удовольствием.

И вот я наконец подошла к столу, где валялись мои генеалогические материалы. Устало присев после долгого напряженного дня, я решила посвятить немного времени своим бумагам – привести их в порядок, прежде чем начать укладывать. Итак, я распечатала скопившуюся за последние три месяца корреспонденцию.

Писем было двадцать три: в двенадцати запрашивали сведения по фамилиям, упомянутым в моем журнальном объявлении; в пяти других предлагалась информация для меня; а шесть касались Эуфимии Барбер.