По губам его собеседницы пробежала тень улыбки.

— Я собиралась поговорить с тобой здесь вовсе не о нас, а об Эдварде, — произнесла она, и выражение ее лица стало печальным и серьезным.

В очередной раз пораженный быстрой сменой ее настроения и неожиданным поворотом разговора, Купер не сумел сдержать огорченного вздоха: начали с любовников, а кончили покойником! Как, однако, сложна женская натура! Впрочем, возможно, по большому счету Брианна и права: весь этот флирт, вся эта постельная возня не более чем суета, игра гормонов, голая физиология, отчаянная попытка забыть о неминуемом печальном финале…

От философских размышлений его отвлек бесстрастный голос Брианны.

— Его здесь все страшно боялись, — сказала она.

— Мне это известно, — в тон ей холодно промолвил Купер.

— По-моему, он был очень грубым человеком.

— В физическом смысле этого слова? — прищурился Купер.

— Он орал на своих подчиненных по любому поводу.

— И даже на Данте и Патрика?

— Во всяком случае, на Патрика. Он унижал его при любом удобном случае, и бедняга терпел это только потому…

— Потому что они родственники.

— Да. Откуда ты знаешь? — с удивлением спросила Брианна.

— От Данте, — сухо ответил Купер. — Продолжай.

— У Патрика постоянно возникали проблемы с работодателями, подолгу на одном месте он не задерживался. Он добродушный, безобидный малый, мечтавший стать профессиональным художником. В слесарном же деле он плохо разбирается, как, впрочем, и во всем остальном, чем он здесь занимается. Желая поддержать его материально, Лариана купила у него картину и подарила ее своему отцу. Вспоминая об этом, Шелли сказала мне, что незадолго до моего приезда в пансионат Патрик опоздал на службу, потому что всю ночь рисовал. Из-за этого они с Эдвардом поцапались, и серьезно.

— В каком смысле? Подрались? Или поругались?

— Не знаю, но Шелли именно так выразилась.

Брианна пожала плечами, видимо, не понимая, почему Купер постоянно цепляется к ее словам. Да какая, в конце концов, разница, дрались ли мужчины или оскорбляли друг друга словесно? Все равно наблюдать эту сцену женщинам неприятно. Если, конечно, они не извращенки и не получают от созерцания мордобоя своеобразное сексуальное удовлетворение.

— А Шелли не жаловалась тебе, что в то утро Эдвард и на нее наорал? — спросил Купер.

— Нет, этого она не говорила.

— Я могу себе представить, как Эдвард орал на женщин, — задумчиво произнес Купер, помолчав. — И даже на Патрика. Но только не на Данте.

— А по-моему, от него досталось им всем без исключения.

— Я не о самом факте, — сказал Купер, покачав головой. — Я имею в виду, что Данте не похож на человека, который молча проглотит любую обиду, боясь потерять место.

— И не только, — добавила Брианна. — Мне кажется, он бы не стал молча смотреть, как Эдвард при нем оскорбляет дам.

— Верно подмечено! — согласился Купер.

— Ну, и что из всего этого следует? — спросила Брианна.

Из этого следовало, как подсказывал Куперу его профессиональный опыт, что в этом темном деле чересчур много мотивов и подозреваемых. И у полиции, когда она сюда прибудет, возникнет масса вопросов. И для всех наступит нелегкая пора. Удрученный таким выводом, он прислонился к дверному косяку и с тяжелым вздохом сказал:

— Из этого следует, что нам пора закругляться и приниматься за расчистку снежных заносов.