— Робби, ты не против, если я сначала потолкую с твоими родителями?

— Пожалуйста. — Настроение Робби сразу меняется, лицо светлеет, и он прямиком направляется к двери. — Я буду в своей комнате.

— Рад, что от него отстали, — говорит О’Рейли, когда Робби хлопает за собой дверью.

Спешу занять место: народу поубавилось, и сидеть рядом с Филом теперь не обязательно. Он слишком хорошо меня изучил, ему известны такие интимные подробности, о каких не подозревает ни один мужчина в мире, и не обязательно связанные с сексом. Многое значит не меньше, если не больше: например, он знает, о чем я мечтаю, чего добиваюсь в жизни, чего боюсь и о чем сожалею, знает мои ежедневные проблемы и заботы. Я всегда верила ему всем своим существом, всегда остро чувствовала нашу близость, порожденную взаимным доверием. Более двадцати лет он был хранилищем всех моих дум, всех моих чувств, и вот теперь это не имеет значения и в счет не идет. Между нами пропасть, хотя мы делаем вид, что никакой пропасти нет, будто мы, как все культурные люди, просто держимся на приличном расстоянии, чтобы не прикасаться друг к другу, не ощущать тепло друг друга. Мне все еще отчаянно грустно оттого, что наши отношения, которые с самого начала были столь чисты и полны глубокого смысла, вот так бездарно закончились.

— Я хочу спросить, — начинаю я, — могло это произойти по ошибке? Допустим, наркотик подмешали не тому, кому хотели. — Я усаживаюсь в кресло в нескольких футах от обоих. — То есть преступление произошло случайно. Я знаю друзей Робби и смею утверждать, что он прав: они давно дружат и весьма крепко.

— А что ты скажешь про драку в школе? С кем он там подрался? — вставляет Фил, и я чувствую, что О’Рейли сразу навостряет уши.

— В прошлом полугодии в школе у него были проблемы с одним мальчиком, они с Робби одногодки, — обращаюсь я к О’Рейли. — Все закончилось дракой в комнате отдыха, и обоих на пару дней отстранили от занятий.

— Мы так и не выяснили, в чем там было дело, — говорит Фил. — И директор школы тоже. Но похоже, оба виноваты.

— Сейчас они снова дружат, — возражаю я.

— Откуда ты знаешь?

— Марк сказал.

— Марк всегда будет защищать Робби. Откуда мне знать, действительно ли у них с этим парнем кончилась вражда. Вдруг мальчишка захотел отомстить.

Фил излагает версию, которая вертелась у меня в голове, когда я расспрашивала Марка в такси. Теперь, слушая, как бывший муж озвучивает ее в присутствии О’Рейли, я думаю, что по отношению к Робби это похоже на предательство, злоупотребление его доверием. Изо всех сил пытаюсь скрыть неудовольствие, явно отраженное на моем лице. Я словно силюсь не чихнуть, когда очень хочется, и понимаю, что мне не удается.

— А как зовут этого мальчика? — спрашивает О’Рейли.

— Дэвид Ренуик. — (Он записывает имя в блокнот.) — Но я не очень-то верю, что он тут замешан, — добавляю я. — Мальчики обязательно указали бы на него как на главного подозреваемого.

— Это решать полиции, — произносит Фил.

Я начинаю не на шутку злиться, но пытаюсь успокоить себя. Однажды я курировала курсы под названием «Управление гневом» и теперь использую один прием: представляю нечто умиротворяющее, например солнечный день на Средиземноморье, песчаный пляж, удобное кресло где-нибудь в тени, интересную книгу, холодный напиток под рукой, детей, радостно плещущихся в лазурной воде. Словом, мир без забот и проблем.