От восхищения Кирилл даже вспомнил – где-то услышанное:

– Ему чего-нибудь хотелось, а он скрипачку полюбил!

– Не скрипачку, а циркачку!

– Так его! Так! – радостно гыгыкнул Федула.

Кирилл смущённо всей пятернёй утёр вспотевшее лицо.

Господи, кто только не был здесь, в обрыдлой конуре: и маляры-штукатуры, и продавщицы с поварихами, (особенно много было продавщиц), и бетонщицы с крановщицами, однажды здесь раздавала свою любовь прямо на скрипучих половицах даже шофёрша, ловко, как на просёлочной дороге!

В барачном общежитии по собственной и не по собственной вине были всякие, но чтобы скрипачка – никогда! Кирилл с недоверием смотрел на девушку.

Рядом на кровати лежала гитара одного «бойца», Серёги, за которую он, как только выпьет первый стакан, за неё родную и хватался. Если гитары в тот момент под рукой не было, то хватался за нож, тогда срочно надо было наливать ему второй, чтобы он сразу не опомнился.

Весь блатной репертуар и вся уголовная романтика проходила под аранжировку этой гитары. Мастер был Серёга на такие песни, от которых у его собутыльников томительно-сладко замирало сердце, и холодок пробегал между лопаток.

За это ему прощалась любая дурь. Что не говори, а в поэзии преступного мира, есть, есть своя прелесть!

– А как насчёт гитары? – опомнился Кирилл и протянул гостье грифом вперёд, на котором фатовато красовался голубой бант, вещий инструмент.

– Ну, на гитаре я не очень, особенно на семиструнной, у нас на курсе всё больше – шестиструнные… Мы на них классику исполняем.

В её руках с помятой талией и облупленным грифом гитара бывшего блатняка Серёги мгновенно преобразилась. Она слегка постанывала под быстрыми пальцами ночной гостьи, когда та стала её настраивать.

– Нет, – протянула она Кириллу инструмент, – эту гитару можно использовать только в качестве табуретки. Нет, не могу!

Кириллу так хотелось похвастаться перед Федулой своей новой знакомой, что он, умоляюще встав на колени, попросил её сыграть что-нибудь, не важно что, но прозвенеть по струнам.

Он, никогда не бравший в руки ни один музыкальный инструмент, обожал музыку и всегда завидовал Серёге или Яблону, что у них так ловко ходят пальцы по струнам – и гитара отзывается, как девушка под ласками.

– Ну, хорошо, хорошо! – девушка прижала к груди гитару и слегка пробежала пальцами по струнам.

Нет, пальцы у неё бегали по струнам не как у его друзей, с отмашкой, а как-то полукругом, слегка касаясь подушечками струн.

«Пальцы ходят твои в полукруг…» – невзначай вспомнилось прочитанное в детстве.

Гитара, немного всплакнув, запела. Запела, как пьяная баба в застолье, протяжно и сквозь слёзы.

О чём она пела и плакала, Кириллу было всё равно, но сердце его застонало. Ему вспомнилась родная деревня, шум берёзы перед домом и утопающая в белой черёмухе улица, мать, которой неожиданно не стало на свете. Ушла, так и не попрощалась Детские годы, – как приснились… И вот теперь снова всплыли из памяти…

Кирилл впервые слышал гитару без словесного сопровождения, оказывается, можно было – и так!

Гитара, как бы разговаривала сама, сама что-то вспоминала и грустила по воспоминаниям – она жила.

Федула, и тот сидел с отвисшей челюстью, смахивая рукавом пот с лица.

Так у них в общежитии ещё никто не играл.

Но Кириллу по-настоящему стало не по себе, когда гостья, сделав над струнами пальцами полукруг в воздухе, запела низким голосом слова неслыханного никогда Кириллом романса, а может, это вовсе был не романс, а просто слова какого-нибудь барда.

Позже по настойчивой просьбе Кирилла она не раз исполняла эту песню и под скрипку.