.
На ее темном блестящем лице тоже висели капли, как дождь на бронзе.
— Ладно, скажи ей, сейчас приду.
Стояла ранняя весна. На старых кустах розы рубинами горели в косом вечернем свете плотные бутоны… Миндальное дерево, растущее меж каменных плит, казалось висящим в воздухе в розовом облаке цветов… Из фонтана — под навесом на колоннах — вода сбегала в старый бассейн, выложенный порфиром; с папоротниками, проросшими по швам кладки… Клеопатра, сидевшая на стенке бассейна, при звуке его шагов подняла голову. Слезы у нее уже высохли.
— Ой, как хорошо, что Мелисса тебя нашла!..
Он поставил колено на бордюр бассейна и быстро махнул рукой.
— Погоди. Пока ничего не сказала — погоди. Послушай меня.
Она посмотрела на него озадаченно.
— Я однажды просил тебя, чтобы ты меня предупредила, помнишь? Ты не об этом собралась говорить?
— Предупредила?.. — Похоже, она была полна своих забот и не могла понять, о чем он. — Ой, нет!..
— Погоди. Я не хочу влезать в её дела, никакие. Ни в какие заговоры. Это условие отец придумал.
— Заговоры?.. Нет-нет, ты не уходи пожалуйста…
— Слушай, я тебя от обещания твоего освобождаю. Ничего не хочу знать.
— Нет, правда, не уходи!.. Александр, ты когда был в Молоссии у царя Александроса… Что он за человек?
— Наш дядя? Так он же был здесь несколько лет назад, ты должна его помнить. Крупный такой, борода рыжая, выглядит молодо для своих лет…
— Да, помню. Но что он за человек?
— Ну, честолюбивый; на войне, я б сказал, храбрый; правда, судит так себе, но в общем правит хорошо, осмотрительно…
— А от чего его жена померла? Он к ней хорошо относился?
— А я откуда знаю? Умерла-то она от родов… — Он запнулся, глянул ей в лицо, и спросил изменившимся голосом: — Ты почему спрашиваешь?
— Меня за него замуж выдают!..
Он отшатнулся. И не нашел ничего лучше, как возмутиться:
— Ты когда об этом узнала? Мне же должны были сказать!.. Царь ничего мне не говорит. Ничего.
Она посмотрела на него молча. Потом сказала:
— Он только что за мной посылал.
И отвернулась.
Он подошел, привлек ее к себе, стал гладить голову… Пожалуй, он не обнимал ее так с самого детства; все последние годы, в слезах ее утешала Мелисса.
— Прости. Но тебе нечего бояться. Он неплохой человек, в жестокости его никто не обвиняет, и люди его любят. И ты будешь не слишком далеко…
А она слушала его и думала: «Ну вот! Вы как само собой считаете, что можете выбирать, кто вам подходит; вам стоит только пальцем пошевелить. Когда тебе найдут жену, захочешь — пойдешь к ней; не захочешь — не пойдешь… Можешь и с любовницей остаться или с другом своим… А я должна быть счастлива, что этот старик, брат матери моей, жестокостью не прославился!..»
— До чего ж боги несправедливы к женщинам!
— Да, я тоже так думал. Но боги справедливы; так что тут, должно быть, люди виноваты… — Глаза их встретились вопрошающе, но думали они о разном. — Филипп хочет быть уверен в Эпире, когда в Азию пойдет. А что мать об этом думает?
Она схватила его за складку хитона, как хватают молящие.
— Александр, как раз об этом я тебя и хотела попросить. Ты ей скажешь? За меня.
— Сказать ей?.. Но она, наверняка, раньше тебя всё знает!
— Нет. Отец сказал, нет. Он мне велел сказать.
— В чем дело? — Он схватил ее за руку. — Ты что-то прячешь от меня?
— Нет-нет! Только вот… по-моему, он знает, что она разозлится. |