|
После своих оргий они сами не помнили, что с ними было; а что получалось из этого — приписывали богу, в людском ли обличье он являлся или в змеином. Наверно, немало смертных мужчин потешались, слушая это… Нездешнее лицо, подумал Филипп. Совсем нездешнее. Потом вспомнил, как оно — сияющее, раскрасневшееся — падает с черного коня ему в объятия… Раздваиваясь в душе и злясь на себя за это, Филипп размышлял: «Ведь я его вызвал сюда, чтобы отчитать! Так как же он смеет загонять меня в угол? Нет, пусть-ка берет, что ему дают. И пусть благодарен будет за это. Чего ему еще? Чем он заслужил?»
— Ты, вот что. Если я дал тебе соперников на царство — тем лучше для тебя. Ты прояви себя. Докажи. Заслужи своё право на трон. Александр смотрел так напряженно, что этот взгляд почти царапал. — Да, — сказал он. — Так я и сделаю. — Вот и отлично. Филипп потянулся к бумагам, давая понять, что отпускает его. — Государь! Кого ты пошлешь в Азию командовать передовым отрядом? — Пармения и Аттала. Если я не посылаю тебя туда, где не могу держать под присмотром, — благодари за это себя самого. И мамочку свою. Всё. Можешь идти.
В крепости, что в Рысьих горах, трое линкестидов, сыновья Эропа, стояли на стене, сложенной из бурого камня. Хорошее место, открытое; тут никто не подслушает. Гостя своего они оставили внизу. Выслушали, но ответа пока не дали. Вокруг простиралось высокое небо с белыми громадами облаков, окаймленное горами по горизонту. Была уже поздняя весна; на голых вершинах над лесами снег остался только в самых глубоких впадинах. — Говорите что хотите, вы оба, — сказал старший, Александрос, — а я всё равно не верю. Что если старый лис сам всё это затеял, чтобы нас испытать? Или в ловушку заманить? Вы об этом подумали? — С какой стати? — возразил средний, Геромен. — И почему именно сейчас? — Так ты ж соображай!.. Он армию в Азию собирает, а ты спрашиваешь, почему сейчас. — Знаешь, — вмешался младший, Аррабей, — неужто ему этой Азии мало? Без того, чтобы на западе шурудить? Нет, если бы сам придумал — он бы это затеял года два назад, когда на Афины шел. — Он говорит, — Геромен мотнул головой в сторону лестницы, — сейчас самое время. Как только Филипп выступит, у него наш заложник появится. Он посмотрел на Александроса, которому придется вести их племенное ополчение на царскую войну. Тот ответил сердитым взглядом. Он и раньше частенько подумывал, что стоит ему отвернуться — эти двое ринутся в какой-нибудь дикий, дурацкий набег, который будет стоить ему головы. — Говорю вам, не верю! Мы этого человека не знаем… — Зато знаем тех, кто за него поручился, — снова возразил Геромен. — Может быть. Но те, от чьего имени он говорит, — они своих имен нигде не оставили. — Афинянин оставил, — напомнил Аррабей. — Если вы оба разучились по-гречески читать, то поверьте мне на слово. — Его имя!.. — Александрос фыркнул, как лошадь. — Чего оно стоит у фиванцев?.. Он мне напоминает собачонку, что у жены моей. Больших псов стравливает — а сама только тявкает потом, и ничего больше. — Он еще и подарочек нам подкинул… — напомнил Геромен. — Дерьмо. Надо его назад отослать. Не хочешь быть у барышников в долгу — разбирайся в лошадях!.. Неужто, по-твоему, наши головы стоят меньше мешка персидских дариков? Настоящую цену, чего стоит такой риск, — такую он платить не станет! — А мы ее сами возьмем, если Филиппа убрать! — возмутился Геромен. |
