Родители мужа обрадовались меньше. Они были вежливы, никогда не показывали своего недовольства, но Тамара с первого взгляда поняла — она не ко двору.

Старалась. Читала книги. Копировала манеры свекрови. Все было тщетно — то, что у Сабуровых было в крови, ей давалось как тяжелая наука.

Ей казалось, она с ума сойдет от тоски, но вот появилось это маленькое чудо. Сын. Ребенок. Да черт подери, что мужчины в этом понимают? Вырос не вырос, она всегда будет помнить ту минуту, когда мучения вдруг прекратились и седенькая акушерка довольно проговорила: «Ну с сыном тебя, красавица!»

И ей показали ребенка. Самого красивого младенца на свете.

И стало зачем жить. Стало кого любить — если уж откровенно, то влюбиться в Юрку она просто не успела, слишком быстро все произошло. А ее душа еще не успела оттаять после того, как в списках погибших в Чистополе после расстрела колонны беженцев она увидела всех… И маму с папой, поехавших навестить старшую сестру, и саму Ларису, и Севушку — господи, ему всего три годика было! Так и стоял перед глазами — пухленький, серьезный, в белой панамке. «Тетя Тома, пошли на море! Я буду ракушки искать, а ты будешь моим хранителем!»

В тот же день студентка театрального училища Тамара Верещагина забрала документы. А вскоре поступила на курсы связистов.

Но и война почти прошла стороной. А Тамара оказалась тут. Никому не нужная, кроме этого крохотного человечка, которому она нужна просто так. Потому что мама.

Резкий звонок в дверь прервал воспоминания.

На пороге стояла женщина лет сорока, полноватая, светловолосая, одетая в простое платье — Тамара цепким глазом определила: куплено в универмаге, недорогое, дома по фигуре подогнали… Не первый год, наверное, носит. Не заказчица (куда ей шить у Сабуровой!), не соседка. Не знакома.

— Добрый день. — Тамара вопросительно глянула на незнакомку. Та кивнула.

— Добрый. Вы — Тамара Борисовна, мама Дениса Сабурова?

Нехорошо засосало под ложечкой.

— Я мама Жени Артемьевой, — продолжала женщина, — пожалуйста, вот… — Она протянула Тамаре сверток из газетной бумаги. — Ваши журналы. Спасибо, вы их Жене больше не давайте. И вообще… Скажите Денису, чтобы больше не ходил.

Тамара почувствовала себя так, будто ей отвесили оплеуху. Или в лицо из стакана плеснули. Женя ей, пожалуй, нравилась. Конечно, для Дениса ни одна девушка не хороша, а Женечка, хоть и милая, но простенькая, да и семья у нее… Но ругаться с Денисом не хотелось, а со временем Тамара сама поддалась Жениному обаянию. Все-таки было у них общее — не с нынешней Тамарой, а с Томкой Верещагиной, желавшей быть актрисой, певицей, художницей, всем сразу, которой все было нипочем и которой вот-вот должен был покориться весь мир. Так что она почла за лучшее Женю принять и смириться с ее недостатками.

А теперь — вот оно что. Теперь нам от дома отказывают.

— Разве случилось что-то плохое? — холодно спросила Тамара. — Вы проходите. — Она широко распахнула дверь. Кофе предлагать не стала, слишком разозлилась.

— Да я пойду… Ничего не случилось. Просто рано им. Женька вон троек нахватала.

Тамара приняла вид царствующей особы. Все ж не зря ее в театральный приняли с первого раза. Выглядела она эффектно — халат Тамара надевала только утром, для дома шила свободные блузы и брюки — видела такое в американском кино, понравилось. Волосы подобраны косынкой в тон блузе. Изящная, уверенная в себе дама. Женина мама, в немодном платье и стареньких туфлях, почувствовала себя неловко.

— Давайте поговорим, — предложила Тамара, — что вас не устраивает?

— Я уже сказала.