Некоторое время Аля стояла и смотрела, а потом бросилась по переулкам назад, к убежищу. Долго плутала, теряя голову от страха и близких разрывов бомб, пока чья-то рука не схватила ее за шиворот.

– Ну, чего, смерти захотела? Дура!

Это была та самая дежурная. Она втащила Алю в подвал.

В полутемном бомбоубежище на длинных скамьях сидели молчаливые люди, опустив головы. Даже дети не плакали. Аля села на свободное место, тоже почти уткнула голову в колени. Ей было жутко, и кроме того, не давала покоя мысль об Артуре. Что он делал в старом доме, он ли, или кто другой, пускал зеленые огоньки? И, главное, зачем? Стоит ли рассказать обо всем этом? А что, если Артур выполнял какое-то важное задание, а она провалит его, выдав, можно сказать, государственную тайну?...

Пока Аля думала, в отдалении грохотали разрывы бомб. С потолка сыпалась известка.

Через некоторое время раздался сигнал отбоя. Молчаливые люди медленно потянулись из подвала наверх, в город. Аля вышла последней и ахнула – в небо поднимались столбы черного и белого пламени. И пахло как-то странно. В городе что-то горело, и горело основательно.

Прибежал старик в потертом плаще.

– Слышали? – возбужденно жестикулируя, обратился он к людям. – Бадаевские склады только что разбомбили!

– Склады?

– Ну да... Пожарных там – тьма, но разве потушить! Горит и горит, горит и горит... Крупа, чай, кофе, мука, сахар!!!

На Бадаевских складах были основные запасы продовольствия окруженного почти со всех сторон врагами Ленинграда.

И только тогда Аля сообразила – зеленые огоньки летели именно в том направлении. В направлении Бадаевских складов. Они словно указывали фашистам самое уязвимое место города.

Зеленые огни – это и есть те самые сигнальные ракеты, о которых она слышала.

Было восьмое сентября 1941 года.

Лиза подвезла подругу на собственном авто (настоящий «Мерседес», хоть и двадцатилетней давности).

– Желаю удачи!

– Ты не пойдешь со мной? – удивилась Саша.

– Нет. Не буду мешать. И ты уж, пожалуйста, Сашка, произведи на Виктора Викторовича впечатление...

Внутри клиники было красиво, как в раю. Стеклянная лестница, цветные витражи на окнах, люстра до полу, снежной чистоты кожаные белые диваны...

На ресепшене с ее слов заполнили карту.

– Вы к Бородину? Прошу... – медсестра с внешностью модели повела за собой Сашу по коридору, больше напоминающему картинную галерею. Навстречу, напевая и засунув руки в карманы штанов, шел заслуженный деятель шоу-бизнеса.

– Здрассте... – машинально пробормотала Саша.

Шоу-деятель ничего не ответил, прошел мимо.

– Вот сюда, заходите... – медсестра впустила Сашу в кабинет и закрыла за ней дверь.

«Ну вот, сейчас меня, наверное, обдерут как липку. Хоть Буракова и обещала оплатить счет, но...» Она не успела додумать.

– Добрый день! – из-за стола поднялся мужчина в белом халате. – Ну, что там у нас?

– Вот, ожог... – пробормотала Саша.

– Снимите повязку... Ой, какая некрасивая повязка! Кто же вам ее накладывал? – доброжелательно гудел Бородин.

– Заведующая аптекой. Она, между прочим, фармацевтический институт закончила...

– Очень хорошо, что закончила, – повторил Бородин, осторожно отлепляя пластырь от Сашиного лица. – Заведующая аптекой, значит?

Он, видимо, во время процедур привык говорить – что угодно, не думая – чтобы голосом успокоить своих пациентов.

– Ой!

– Ничего-ничего.