Сырая покосившаяся лачуга, вот что это такое! Здесь нет электричества, а плиту мы не включали, так как боялись, что ты заметишь следы. А в дырах свистит ветер. Понятно, почему люди называют его домом с привидениями. Так оно и есть. Тут пахнет призраками.
— Никто не говорит, что в моем доме живут привидения! — От гнева на глазах Евы проступили слезы.
И тут она умолкла. Люди говорили, что слышали, как кто-то по ночам играл здесь на пианино.
Но это было давным-давно. Джек не играл на пианино. Это было задолго до Джека.
— Ты приводила сюда и Саймона тоже, верно? — спросила Ева.
Она вспомнила, как Саймон играл на пианино в Уэстлендсе. В тот день, когда она пришла туда с Хитер, в тот день, когда старик наговорил ей гадостей и назвал ее мать шлюхой. Нэн молчала.
— Ты приводила Саймона Уэстуорда в мой дом и ложилась с ним в мою постель. Знала, что я никогда не пушу его на порог, и все равно приводила его. А потом, когда он отказался жениться на тебе, ты обольстила Джека Фоли…
Внезапно Нэн побледнела. Она оглянулась на дверь комнаты, где все остальные танцевали.
Под пластинку Таба Хантера. «Янг лав, фёрст лав…»
— Успокойся… — начала Нэн.
Ева схватила разделочный нож и шагнула к ней. Слова сами срывались с губ. Она не могла справиться с ними, как ни старалась.
— Не успокоюсь! Боже, что ты наделала… Нет, я не успокоюсь!
Нэн не сумела дотянуться до ручки двери, которая вела в гостиную. Она попятилась, но Ева продолжала двигаться к ней с ножом в руке. Ее глаза горели.
— Ева, остановись! — крикнула Нэн, метнулась в сторону и ударилась о дверь ванной так сильно, что раскололось стекло.
Нэн упала, проехалась по полу, и осколки стекла порезали ей предплечье. Кровь брызнула с такой силой, что залила ей лицо.
Через секунду бело-фиолетовое платье стало алым. Ева уронила нож на пол. Она стояла на кухне, засыпанной битым стеклом, залитой кровью, запачканной едой, которую нужно было нести на стол, и кричала так же громко, как Нэн. Но даже вдвоем они не могли перекричать голоса, подпевавшие пластинке:
— «Янг лав, фёрст лав, из филд уиз дип эмоушен…»
В конце концов их услышали, и дверь открылась.
Эйдан и Фонси влетели на кухню первыми.
— Чья машина стоит ближе всех? — спросил Фонси.
— Джека. Прямо у дверей.
— Я поведу ее. Я лучше знаю дорогу.
— Ее можно перемещать? — спросил Эйдан.
— Если мы этого не сделаем, она истечет кровью у нас на глазах.
Билл Данн мужественно охранял дверь кухни. И пропустил туда только Джека, Фонси и, конечно, студента-медика Тома — на случай, если Том знал то, чего не знали другие. Всем остальным следовало оставаться на местах; на кухне и так было негде повернуться.
Они открыли заднюю дверь. Машина стояла всего в нескольких метрах от нее. Клодах принесли из спальни Евы коврик и чистое полотенце. Они обмотали полотенцем предплечье Нэн, на котором зияла огромная глубокая рана.
— А мы не протолкнем глубже осколки стекла? — спросил Фонси.
— По крайней мере, остановим кровь, — ответил Эйдан.
Они смотрели друг на друга с уважением. Оба были балагурами, но когда дошло до дела, не ударили лицом в грязь.
Бенни неподвижно сидела в гостиной, обхватив руками Хитер.
— Все будет в порядке, — снова и снова твердила она. — Все будет в порядке.
Перед тем как сесть в машину, Эйдан подошел к Еве.
— Никто не должен уехать, — предупредил он. — Я скоро вернусь.
— Что ты имеешь в виду?
— Не позволяй им расползаться. |