|
В переводе на немецкий заглавие звучит куда более резко: «Ein Complot gegen die Internationale Arbeiter-Assoziation». Но суть не в этом, главное, что Маркс посвятил часть упомянутой брошюры критике Нечаева, которого считал типичным псевдореволюционером, олицетворением разрушительного безумия терроризма и путчизма. Спустя много лет о нем написал Альбер Камю в «Бунтующем человеке». А потом были еще книга Вентури, письма и заметки Бакунина о молодом нигилисте, в которого Бакунин был на протяжении нескольких лет почти влюблен.
Через четыре года после исчезновения Даниеля, в 1978 году, комиссар Марру вновь вынужден был заняться Нечаевым в связи с делом Альдо Моро. По поручению следственных органов Италии Марру разыскивал укрывшихся во Франции итальянцев, подозреваемых в причастности к похищению лидера христианских демократов. Роясь в материалах дела, Марру узнал, что незадолго до похищения Моро решил основательно изучить проблему политического терроризма. Для этого он составил список книг и поручил одному из своих секретарей заказать их. Во главе списка значились «Бесы» Достоевского. Роже Марру снял с полки роман. Хорошее издание с приложениями, где были напечатаны дневники Достоевского периода работы над романом. Впервые Марру прочел «Бесов», когда ему было шестнадцать лет — самый подходящий для этого возраст. «Как открытие любви или моря, открытие Достоевского становится памятной вехой нашей жизни. Обычно это происходит в отрочестве: зрелость ищет и находит писателей более спокойных». Марру знал это высказывание Борхеса и готов был сам подписаться под каждым словом. Тогда, в 1939 году, во время летних каникул, как раз перед началом войны — «Прощай, горячий свет коротких наших весен…», — когда он взахлеб читал «Бесов», его не интересовала личность Нечаева, подлинный факт убийства студента Иванова и последовавший за этим судебный процесс, вдохновивший Достоевского на написание «Бесов». Ему было вполне достаточно мрачной и засасывающей реальности романа. Интерес к истокам замысла, к тому, что в романе подлинно, а что вымышленно, не свойствен ранней юности. Но с тех пор как стараниями Даниеля Нечаев вошел в его жизнь, Марру постоянно о нем думал. — Какое это имеет к нам отношение? — отвечал он. — Ну, в некотором смысле, Нечаев — прообраз современных террористов, даром что он жил сто лет назад. Он как бы предтеча нынешних молодых людей из «Красных бригад» и «Прямого действия». Ему приписывают авторство «Катехизиса революционера», который вполне мог бы написать кто-нибудь из наших сегодняшних марксистов-ленинистов! Марру махнул рукой, словно отметая все свои рассуждения. — Но это не главное, — сказал он. — По крайней мере, в нашем конкретном случае… «Нечаев» — прозвище одного из гошистов начала шестидесятых… Он входил в группу «Пролетарский авангард», распущенную приказом министра внутренних дел, но продолжавшую свою деятельность нелегально… Они проповедовали вооруженную борьбу против империалистической буржуазии… В общем, всю эту кровавую дребедень. А Луис Сапата был связан с ними… Все трое вытаращили глаза. — Сапата? Был связан с гошистами? — воскликнул патрон. В ответ Марру пересказал в нескольких словах историю «Авангарда». Самую суть, не вдаваясь в детали. Зато не преминул подчеркнуть дружбу между Сапатой и Марком Лалуа, завязавшуюся в тюремной камере. — Лалуа? — изумился патрон. — Тот, что из «Медиа-Монд»? Он сидел? Бедняга не мог опомниться. Хотя, конечно, он был слишком молод в те времена и не занимал достаточно высокого поста, чтобы знать все эти вещи так подробно. |
