Со вчерашнего дня ее отношение к Марку несколько раз менялось. Ее бросало из крайности в крайность. То казалось, что самое правильное — сразу поставить точку, как она решила в «Берегах Стикса», случайно перехватив взгляд Ириды. То грезилось начало романа — а может быть, и общей жизни, кто знает? Между этими двумя полюсами проходили все нюансы, вся гамма порывов, опасений, отторжений, надежд.

Фабьена доделала свою работу, положила письмо и билет в сумочку и отправилась в кабинет к Жюльену.

Он сидел в кресле и очень тихо, почти шепотом, говорил по телефону. Наверняка с Беттиной. Эта таинственная Беттина появилась в его жизни несколько месяцев назад. Впрочем, появилась — сильно сказано. Только два-три самых близких человека знали о ее существовании, но даже они ни разу ее не видели. Это была великая тайная любовь.

Жюльен сделал ей знак сесть и подождать.

Из свалки книг и бумаг на столе Сергэ она почти машинально извлекла альбом фотографий Анриетт Гренда «Потомки солнца» с текстом Альбера Камю. Она начала его листать и наткнулась на фразу, которая сладко ранила ее и заставила внутренне вспыхнуть: «Я ощущал порой мимолетный и терпкий вкус незаслуженного счастья…»

Она вскинула голову: решено, она едет в Мэн.

Жюльен положил трубку и подошел к Фабьене. Она сказала, что просит отпустить ее до вечера понедельника.

Во взгляде Жюльена мелькнуло беспокойство.

— Марк, да?

Она пожала плечами:

— Почему именно он?

Сергэ рассмеялся.

— Потому что это всегда именно он. Я уже двадцать лет смотрю, как девушки падают в его объятия, теряют голову, страдают, упиваются своим страданием… По части женщин он просто гений!

Гений? — подумала Фабьена. — В таком случае гениальность — это способность к полной самоотдаче ради наслаждения другого, чтобы вернее подчинить его себе, тончайшее умение играть временем и словом.

Он ласково посмотрел на нее.

— Но это злой гений. Для него нет ничего слаще, чем затянуть женщину на дно самых низких страстей, которые он помогает ей в себе открыть.

Фабьена выдержала его взгляд.

— Почему ты считаешь, что у меня есть предрасположенность к таким страстям?

Жюльен наклонился и погладил ее по щеке.

— Да потому что у всех она есть! Не дай отравить себя этим дурманом, если до этого дойдет.

Отравить?

Ее вдруг обожгло воспоминание. Взгляд этой женщины, Ириды, когда Марк вызвал ее к ним в голубые апартаменты: ее глаза, их нагота, какая-то тревожная радость.

— Поезжай, — сказал Сергэ. — Но будь тут ко вторнику, ты мне понадобишься…

Он полистал настольный календарь.

— На той неделе я еду в Женеву… В среду, семнадцатого. Коллоквиум по терроризму… А потом хочу провести дня два в Итальянской Швейцарии… Я тоже…

Фабьена удивилась.

— В Тессине? С любимой женщиной? А какой там музей?

Сергэ рассмеялся.

— Как это какой? Вилла Фаворита в Лугано! Собрание Тиссен-Борнемиса… Ты забыла?

Оба захохотали, как идиоты.

Единственное, что Фабьена знала о Беттине, это что ее внесупружеские вылазки с Жюльеном особенно удавались, если поблизости имелся хороший музей. «Такое впечатление, что она не может кончить, пока не получит свою порцию высокой живописи!» — сказал однажды в сердцах Жюльен. И тут же пожалел о своей грубости. «Не расстраивайся! — утешала его Фабьена.