А в одиннадцать почти машинально, раз уж все равно не работалось, она включила радио.

Луис Сапата был убит в восемь часов утра поблизости от Данфер-Рошро — сухое беглое сообщение в «Новостях».

Похолодев, Сонсолес застыла, словно вся кровь вытекла из жил, пока слова не дошли до сознания, пока их смысл не стал явным. Затем у нее вырвалось тихое горестное стенание, она подхватила плащ, сумку, ключи и, не помня себя, выбежала на улицу.

Выкрашенный красным суриком смит-вессон лежал перед ними на маленьком столике.

Роже Марру взял револьвер в руки, осмотрел барабан, крутанул его.

— Доброе оружие и содержалось в полном порядке, — заметил он.

Эли Зильберберг удивленно взглянул на него:

— А почему красный ствол?

— Краска от ржавчины, только и всего. Оружие часто хранили в сырых тайниках. Перед тем как сбрасывать его на парашюте, металл покрывали антикоррозионным слоем краски.

Он громко рассмеялся.

— Однако, Зильберберг, могу поспорить, что краска здесь более свежая, отнюдь не 1943 года! Должно быть, ваш родитель аккуратнейшим образом перекрашивал его, притом не раз…

Эли с досадой махнул рукой:

— Дать бы ему волю, мой отец все бы выкрасил в красное, — проворчал он. — Оружие, жизнь, весь мир!

Роже Марру снова положил смит-вессон на стол.

— Официально я не видел этого револьвера, — сказал он. — Сохраните его у себя… Мне, Зильберберг, было бы спокойнее знать, что вам есть чем защищаться, если что… А вот автоматическую игрушку я, напротив, захвачу с собой…

Оружие мотоциклиста-киллера в пластиковом пакете лежало на том же столике.

Эли Зильберберг посмотрел комиссару прямо в лицо И спросил:

— Вы считаете, что Даниель замешан во всем этом?

— Замешан? Вне всякого сомнения… — ответил тот. — Но каким образом, в каком качестве? Мне это пока совершенно неясно… Но очевидны две вещи. Первое: Сапату убил не он. Ваше свидетельство подтверждает то, что мы уже знали… Второе: он не только не убивал его, но и, вероятно, встречался с ним, быть может вчера… Именно чтобы обеспечить безопасность встречи, он взял напрокат машину. Сообщение Сапаты становится вполне понятным после того, как мы узнали, что Даниель жив. «Это касается Нечаева…» И действительно, Нечаева, собственной персоной: речь идет не о метафоре, а о закодированном сообщении. Но чего от нас хочет наш Нечаев?

Они немного помолчали. Каждый остался наедине с собственными воспоминаниями. Одинокими воспоминаниями о прошлом, в котором, однако, их объединял Даниель Лорансон.

Фабьена ушла раньше, чем Зильберберг решился показать комиссару свой револьвер.

Она сослалась на срочную работу в редакции: была пятница, день подбивания недельных итогов. На самом деле она надеялась перехватить в Женеве Жюльена Сергэ.

Роже Марру позволил ей уйти. Но он оставил себе конверт с фотографиями, сделанными накануне Кенуа в холле парижской гостиницы. И назначил им обоим, Пьеру и ей, встречу днем. Фабьена про себя отметила, что Марру не пригласил их в комиссариат, но просил дожидаться его в редакции «Аксьон» до определенного часа: он перезвонит им и сообщит место встречи.

— Вы работаете над книгой о терроризме? — обратился Марру к Зильбербергу.

Он перевел взгляд на большую доску на стене в глубине комнаты, на которой размещались копии документов и листки с текстовыми выдержками.

— Это что, роман?

— Если бы так! — воскликнул Эли. — Я и сам затрудняюсь определить, роман это или эссе… Вот уже несколько месяцев я кручусь, не в силах найти адекватную повествовательную форму… все не могу решиться… или дождаться, пока она сама выкристаллизуется…

И внезапно, оборвав себя на полуслове, с недоумением воззрился на комиссара:

— А как вы узнали, что я пишу романы?

Марру пожал плечами:

— Элиас Берг! Довольно прозрачный псевдоним, разве нет? Не забывайте, я не упускал вас из виду со времен исчезновения Даниеля Лорансона!

— Меня? А почему именно меня?

— Вас всех, — уточнил Марру.