|
– У меня как-то руки не доходили. Будет время, подсажу к тебе писца с хорошим запасом бумаги и велю изложить все, что ты знаешь касаемо нашего мира и его обитателей… – Отчего же нет, – пожал плечами Карах. – Я – создание благонамеренное и приличное, нет на памяти ничего такого, о чем рассказывать было бы стыдно. – Наплетет он тебе, – сказала Мара. – Ум за разум зайдет. Карах ощетинился: – По крайней мере, что познания мои, что воспоминания – насквозь мирные. А вот любопытно были бы твои мемуары почитать. Ужасно однообразное будет чтение, с одним-единственным запевом: «Режу это я кого-то под раскидистым дубом». «Сношу это я башку…» Мара задумчиво произнесла, мечтательно глядя в пространство: – Интересно, как это я до сих пор ни единого домового не прикончила? Даже недоумение берет, мало того – сущая досада: столь печальный недочет в биографии… – Ты полегче, дворянка скороспелая, – отозвался Карах. – У нас мечей нет, но заклинания найдутся. Недельную икотку не хочешь? – Я тебя тогда не то что через неделю – на другой день в замковом колодце утоплю… Сварогу все эти их пикировки, имевшие целью потаенную борьбу за расположение хозяина и стремление выставить соперника в смешном виде, были уже знакомы, а потому он и не относился к ним всерьез. Лишь проворчал, выступая в роли строгого и справедливого повелителя: – Стыдно, господа министры… Как дети малые. Да, Карах, вот еще что… Интересно, почему вы с моим домовым такие разные? Ты, как я давным-давно убедился, создание общительное, я бы даже выразился, общественное… А вот его я за полтора года и видел-то раза два, и то издали. – Повадки такие. – Чем он вообще занимается? – пожал плечами Сварог. – Может, и вовсе бездельничает? – Да вряд ли, – рассудительно поведал Карах. – Я ж говорю, у нас повадки разные. Не любят фартолоды вам на глаза попадаться, только и всего, но это ж еще не значит, что он лодыря гоняет или о тебе не заботится. Как он может не заботиться, если ему по сути своей положено? Домовые предавать не умеют. – Они одни, да? – фыркнула Мара. – Хватит вам, не начинайте опять, – вполне серьезно на сей раз оборвал Сварог. – Голова раскалывается… Глава 3 КТО КРИЧИТ В НОЧИ Итак, каталаунский живой покойник… ну что о нем еще скажешь? Живой покойник, и все тут, к этому емкому определению, очень похоже, позаимствованному составителем книги от местных жителей, совершенно нечего добавить… У закатной оконечности Каталаунского хребта, в глухой и малонаселенной ронерской провинции, граничащей с маркизатом Арреди из Вольных Маноров, есть небольшая деревня. Как часто бывает в этих местах ее население состоит главным образом не из землепашцев, а охотников и ремесленников – специфика округи, знаете ли, пахотной земли мало, да и та скудная, каменистая, почти не родит. Подобных уголков хватает в районах, примыкающих к Каталауну: захолустье, глушь, военного нападения опасаться нечего из-за захудалости примыкающих Вольных Маноров, так что тут нет и мало-мальски серьезных воинских гарнизонов (а ведь давно подмечено умными людьми, что таковые своим наличием оживляют экономику, ну, а отсутствием, легко понять, развитию последней не способствуют); торговые пути, большие дороги и даже контрабандные тропки проходят на значительном отдалении, что опять-таки имеет для экономики печальные последствия; новых людей почти что и не бывает, разве что указующий перст властей и полиции именно сюда зашвырнет очередного ссыльного; обитатели варятся в собственном соку, не хватая звезд с неба и не подкапываясь под фундаментальные вопросы бытия… Скука и глушь. |
